Флаг адмирала, гюйс командора

Две истории, рассказанные в гостиной Санкт-Петербургского яхт-клуба в декабре 1855 года о плавании командора клуба князя Лобанова-Ростовского на яхте «Рогнеда» в Бразилию и вице-адмирала Путятина на шхуне «Хэда» из Японии к российским берегам











Текст Сергея Борисова, журнальный вариант

Высокое собрание

Декабрь выдался гнилым. Уж скоро Новый год, за ним Рождество, а столица еще ни разу не укрывалась снежным покровом. Дождь и дождь, плотный и нудный, готовый, казалось, взять измором огни Ростральных колонн.

В такие погоды самое лучшее – сидеть дома у горящего камина, придавив колени книгой потолще. Однако в один последних дней месяца десятки карет, запряженных четвериками, с кучерами в раззолоченных шнурах и слугами на запятках плотной вереницей катили по Большой Морской улице.

Люди в каретах никогда не опаздывали — в их положении они задерживались, ибо все без исключения были знатными вельможами, а государственные посты, занимаемые ими, были один другого выше.

Впрочем, кичиться знатностью в стенах яхт-клуба, на заседание которого они поспешали, было не принято. На подобном поведении настаивал командор клуба князь Александр Яковлевич Лобанов-Ростовский.

И тем не менее, опаздывать на сегодняшнее заседание не хотелось. Тому было несколько причин. Во-первых, хотелось узнать подробности созванного 20 декабря Его Величеством совещания, на котором обсуждалось, как вести себя России после объявленного Австрией ультиматума. Во-вторых, ожидалось прибытие почетного гостя – только что возведенного в графское достоинство, уж месяц как почетного члена Российской академии наук адмирала Василия Евфимиевича Путятина, заключившего долгожданный договор о мире и дружбе с Японией. И наконец, лейтенант флота Михаил Атрыганьев сегодня возвращает бразды правления командору яхт-клуба.

Разумеется, у Атрыганьева и самого в достатке заслуг, это он 1847 году на тендере «Нереида» дошел от Санкт-Петербурга до Севастополя, а на следующий год возвратился в Кронштадт. Что и говорить, серьезный поход, прежде русские моряки на яхтах так далеко не ходили, однако с плаванием князя Лобанова-Ростовского к берегам Бразилии в сравнение не идет – ни по пройденному пути, ни по списку злоключений, что поджидали яхту «Рогнеда».

Кареты подкатывали к дому, где находилось собрание яхт-клуба. Хотя не дом это был -дворец, творение Огюста Монферрана, автора Исаакиевского собора. Возведен дворец был в конце 10-х годов нынешнего века, и это его упоминал в «Медном всаднике» Пушкин, описывая самое страшное в истории северной столицы наводнение.

В 1820 году хозяйкой особняка стала Софья Петровна, супруга князя Алексея Яковлевича Лобанова-Ростовского. Тот, несмотря на высокое звание генерал-лейтенанта и достойное жалованье, взял в совладельцы своего брата Александра, а уж тот, как натура широкая, азартная (известно, что, распалясь, проиграл в карты имение жены) предложил членам новообразованного Санкт-Петербургского яхт-клуба свое жилище в качестве места для собраний.

Дождь все сеял, но козырек у дверей оберегал высоких гостей от капризов природы. Швейцар кланялся. Член яхт-клуба проходил в парадную и скидывал шинель на руки подскочившему лакею. Именно шинель, потому что время такое…

Устав яхт-клуба полагал обязательным для ношения следующую форму: «Фрак зеленый, с таким же отложным воротником и с якорем на воротнике, шитым золотом; пуговицы на сих фраках надлежит иметь золотые, с матовой серединой, полированным бортом и якорем по флотскому образцу». Но сейчас война, все в мундирах, а к мундирам шинель полагается, и Морское министерство утвердило послабление в Уставе, как ранее утвердило сам Устав.

 По широкой лестнице – в столовую. А вот и сам князь, встречает каждого, подчеркнуто вежлив. Похоже, Александр Яковлевич единственный в клубном одеянии, ну, это и понятно, давно в отставке.

Оставив службу в чине генерал-майора, князь всецело отдался давней страсти – коллекционированию. Сначала собирал все, что имело отношение к княжне Анне Ярославне, жене французского короля Генриха I, потом письма и портреты шотландской королевы Марии Стюарт, более семисот портретов собрал! А свое собрание карт и книг по военному искусству и безвозмездно передал Генеральному штабу. Занимался князь и богословием, издав на русском языке в своем переводе «Евангелие от Матфея» и «Молитвы при Божественной Литургии». Но с годами все иные затмило увлечение к парусом, при том что в бытность свою военным князь к флоту касательства не имел. А потом появилась мечта…

Инициативу Александра Яковлевича по созданию в столице яхт-клуба встретили при дворе с одобрением. Очень своевременное предложение, потому как сам Николай I как-то обронил, что, дескать, не мешало бы и нам, как в Англии, где аристократия парусного дела не чурается, поскольку красиво и флаг государственный возвеличивает… Князю Лобанову-Ростовскому передали, что дело он задумал хорошее, так что пусть готовит прошение и устав, кои будут рассмотрены без промедления и канцелярией государя, и в Морском министерстве.

Князь засел за работу. В основу главного документа любого яхт-клуба он положил Уставы клубов из английского Кауса и французского Гавра. Вместе с тем, Александр Яковлевич счел нужным верноподданейше подчеркнуть, что создаваемый яхт-клуб может считаться преемником Невской флотилией, учрежденной Петром I еще в 1713 г. И уже по одной этой причине будущий яхт-клуб имеет право называться Императорским, коли будет на то соответствующее решение…

Устав Императорского Санкт-Петербургского яхт-клуба был подписан государем 25 сент. 1846 г. Командором клуба стал князь Лобанов-Ростовский.

— Очень рад.

— С возвращением, Александр Яковлевич!

Члены клуба, раскланявшись с командором, проходили в большую залу, исполнявшую роль кают-компании. На столах лежали экземпляры атласа Балтийского моря и свитки карт. Было накурено. Высокие двери, ведущие в столовую, были закрыты. Согласно уставу яхт-клуба, в столовой курить запрещалось, нарушителя ждал штраф в 25 рублей.

Было многолюдно, но не шумно. Распускать голос в клубе считалось моветоном, да и тема, которая сегодня всех занимала, не располагала к громогласности. Восточная война, которую все чаще называют Крымской, проиграна. Восьмого сентября  года французы взяли Малахов курган, русские войска были вынуждены оставить Севастополь. Правда, 16 ноября на Кавказе пал город Карс, в плен попало 18 тысяч турок, но на общем течении войны это сказаться уже не могло.

— Франция готова к переговорам, — говорили немногочисленные стоики.

— Но Англия решительно за продолжение войны, — возражали павшие духом.

— А тут еще Австрия…

— За ней может последовать Пруссия…

Да, Австрия заявила о своей готовности присоединиться к союзникам. Ее ультиматум России в числе прочего предполагал воспрещение России и Турции держать на Черном море военных флотов, отказ России от покровительства православным подданным султана… В общем, все было унизительно настолько, что соглашаться надо, а согласиться нельзя.

На совещании у государя было решено предложить Австрии опустить 5-й пункт ультиматума, касающийся отказа России в пользу Молдавии от части Бессарабии, прилегающей к Дунаю. Пойдут на это Габсбурги или нет, об этом оставалось только гадать. Вот и гадали…

Нет, ну что за разговоры велись теперь в большой зале Санкт-Петербургского яхт-клуба. Политика, война, сдача позиций… То ли дело в былые времена, когда горячо обсуждалось, кто станет новым членом клуба, кто войдет в гоночную комиссию, как будет организована гонка у Толбухина маяка, будет ли иллюминация, насколько полно расскажут о состязании «Петербургские ведомости» и «Морской сборник», и наконец, самое животрепещущее — почтит ли своим присутствием праздник император.

С самого начала доступ в яхт-клуб был открыт лишь представителям дворянского сословия. Членами клуба стали граф Шувалов, князь Голицын, граф Апраксин, другие представители высшего… самого высшего света. В числе почетных членов яхт-клуба состояли адмиралы Беллинсгаузен и  Лазарев — первооткрыватели Антарктиды, и адмирал Литке — исследователь Северного Ледовитого океана, наставник великого князя Константина Николаевича, который, в свою очередь, стал Почетным Председателем яхт-клуба. Ясное дело, что вступительный и годовой взносы для таких людей — 250 рублей и 100 рублей серебром – не могли стать препятствием.

Каждая яхта, принадлежавшая члену клуба, водоизмещением не менее 20 тонн, получала номер. Яхты с №1 по № 9 должны были принадлежать членам императорской фамилии. Владелец яхты мог держать для ее обслуживания военную команду во главе с офицером в звании не выше лейтенанта или гражданскую команду во главе со шкипером. По Уставу установка на яхте паровой машины влекла за собой ее немедленное исключение из списка клубных судов.

Читайте также  Блуждающие огни

Первые гонки, организованные яхт-клубом, состоялись 8 июля 1847 г. Участие в них приняли семь яхт из 16, числящихся по списку общества. Самой большой была императорская шхуна «Королева Виктория», водоизмещением 257 тонн, английской постройки. Однако первой оказался 107-тонный тендер «Варяг», принадлежащий князю Голицыну.

Гонки у Толбухина маяка устраивались каждый год, и в 1852 году в них приняли участие заморские гости – сразу шесть английских яхт. И были побеждены! Пришли англичане и на следующей год, их участие обещало стать традицией, если бы не война…

— Вы не знаете, как отнесся Александр Яковлевич к изменениям в Уставе, сделанным во время его отсутствия?

— С пониманием.

Война не только отложила на неопределенный срок все гонки – выходить в море было опасно из-за рыскавших на подходе к Финскому заливу английских фрегатов, она заставила смягчить некоторые пункты Устава яхт-клуба. Прежде, если у вступавшего в клуб не было яхты, он брал на себя обязательство приобрести ее в течение двух лет, но на время военных действий этот пункт велено было считать недействительным. И еще: по своему статусу яхты клуба приравнивались к военным кораблям и должны были иметь на борту не менее двух пушек – раньше это допускалось, теперь обязывалось.

  — Однако, господа, время.

Открылись двери, и члены клуба проследовали в столовую. Расселись.

Опять же, согласно Уставу, членов Императорского яхт-клуба не могло быть больше 125 человек. Однако числиться в клубе вовсе не предполагало обязанность являться на его заседания. Сегодня собралось чуть менее сорока человек, а по нынешним временам это много. Видно было, что командор доволен. С этого он и начал:

— Господа! Прежде всего хочу поблагодарить вас, что нашли время явиться на заседание клуба. Право же, услышать от адмирала Путятина о перипетиях, связанных с его плаванием в Японию и возвращением на Родину, это дорогого стоит. Евфимий Васильевич с нарочным прислал извинения – неотложные дела задерживают его. Однако же быть обещался непременно. Посему то, о чем предполагалось рассказать после, будет рассказано до.

Народ оживился:

— Просим, князь, просим.

Неизвестно, каким еще рассказчиком будет Путятин, а командор… тот еще острословец, ему только дай возможность, заслушаешься.

Злополучная «Рогнеда»

Организацией гонок деятельность Санкт-Петербургского яхт-клуба не ограничивалась. Ходили его яхты в Швецию, Данию, Англию. Часто эскадру клуба возглавляла яхта князя Лобанова-Ростовского «Рогнеда». Она имела представительный вид, внушительное водоизмещение в 160 тонн и по списку клуба проходила под №10, то есть сразу за судами членов императорской фамилии.

Плавание лейтенанта Артыганьева вокруг Европы, при все уважении к члену клуба, больно задело Александра Яковлевича. Командор обязан быть и первым, и примером! Иначе какой у него авторитет? Значит, надо идти за горизонт – к землям и островам, на которые еще не ступала нога российского яхтсмена.

Первоначально Александр Яковлевич намеревался отправиться к берегам Соединенных Штатов, однако соображение, что подобное плавание может быть с легкостью повторено, заставило его изменить планы, да и путь этот европейцами нахоженный. И тогда было решено отправиться в кругосветное путешествие. Вот это кольцо так кольцо: обручиться с целым миром на яхте – такое, пожалуй, и англичанам не по плечу.

Сборы были долгими. Князь тщательно подбирал карты для похода, экипаж для яхты и спутников себе. 22 августа 1853 года «Рогнеда» покинула Кронштадт. Три дня спустя, у острова Готланд, яхта легко, даже как-то небрежно обогнала фрегат «Аврора», отправлявшийся на Тихий океан.

25 августа яхта пришла в Травемюнде, стояла там три дня, после чего через пролив Большой Бельт направилась к Английскому каналу. 10 сентября усилившийся до штормового юго-западный ветер принудил капитана «Рогнеды» Торопова встать на якорь за маяком Донженес. Ожидание усмирения погоды оказалось долгим: дважды яхта пыталась продолжить путь, и всякий раз ветер загонял ее обратно. Однако это не слишком печалило командора, потому что другие суда, сгрудившиеся за маяком, и попыток не предпринимали, а они с Тороповым все-таки попробовали.

Только 21 сентября, воспользовавшись кратковременным затишьем, «Рогнеда» вышла в открытое море, и на другой день уже была на Портсмутском рейде. Здесь яхту должны были подготовить к океанскому переходу. Особой заботы требовал такелаж, также были пошиты новые паруса. Уже можно было отчаливать, но снова пришел шторм, ломиться сквозь который было сочтено глупым, а уж кем-кем, а глупцом князь Лобанов-Ростовский себя не считал, да и не был им. Только третьего декабря яхта отправилась в путь.

Несколько дней плавание протекало благополучно, однако два коротких шторма выявили неисправность, оставшуюся незамеченной в Портсмуте. Несколько медных листов, которыми был обшит корпус, надорвались аккурат под грот-русленями и загнулись. Устранить повреждение можно было и в море, однако князь не имел ничего против того, чтобы заглянуть в Лиссабон.

— Ну и как вам город? – спросил кто-то из членов клуба, внимавших рассказу командора.

— Увы, и тени было величия мы там не обнаружили. Лоцманы одеты как нищие. Кошки на берегу с отрезанными ушами и хвостами. Женщины с самой юности стары и некрасивы. Лодочники всегда зовутся Жозефами. Таможенные служащие очень любопытны и еще более противны. Французских ресторанов нет, только португальские. И  ко всему прочему, иностранцев там плохо понимают, за исключением немых. – Князь улыбнулся.

— Дальше! Дальше! – поторопили его.

Дальше была Мадейра. Они столько времени штилевали в тумане, что начали подозревать, что такого острова вообще не существует. Однако туман рассеялся, они увидели остров. Там они не задержались, взяв курс на Канарские острова. Стоянка у города Санта-Круз на острове Тенерифе тоже была недолгой.

— Там нет канареек, господа! – объявил командор. – Настоящие канарейки серые и молчаливые.

— Откуда же берутся те, что поют? – раздался недоуменный вопрос.

— Эту задачу мы не решили, — сокрушенно ответил князь.

— А пираты? Вы видели пиратов?

— Ни марокканских, ни каких других разбойников мы не встретили. Хотя все 8 наших пушчонок держали наготове. Зато нас за пиратов порой принимали.

— То есть как?

— Совершенно возмутительно и недопустимо, но за пиратский флаг принимали мой командорский гюйс – треугольный, белый, с двумя косицами, с синим крестом и императорской короной посередине.

— Действительно возмутительно! – высокое собрание было согласно со своим командором.

4 января 1854 года «Рогнеда» снова оделась парусами. Где-то там, далеко-далеко, таилась сказочная страна Бразилия. 18 января яхта пересекла экватор.

То избиваемая шквалами, то мучимая штилями, «Рогнеда» упорно продвигалась к своей цели. Второго января она бросила якорь на рейде Рио-де-Жанейро.

— Увы, господа, сказка оказалась с червоточиной. Кучера там похожи на генералов. Климатом довольны только лягушки и прочие гады. Сами бразильцы – это смешанная раса между белыми, неграми и туземцами, но все хотят слыть за белых. Бразильцы очень любят азартные игры, отдых и деньги. Ненавидят чистоту, вежливость и мыло. Дамы сильно декольтируются.

— Ну, хоть что-то, — прокатилось по залу.

Отход был назначен на 10 марта. Впереди путешественников ждали Магелланов пролив, Чили, Перу, Мексика. Затем через Тихий океан яхта должна была дойти до Камчатки, оттуда спуститься к Сахалину и Японии, посетить Австралию, пересечь Индийский океан, обогнуть мыс Доброй Надежды и пойти к Европе.

Все эти грандиозные планы перечеркнул высокий и сухопарый английский адмирал, под началом которого был хорошо вооруженный пароходокорвет «Рефлеман». Этот надменный британец объявил, что, хотя его страна и Россия в данный момент не находятся в состоянии войны, однако у него нет сомнений, что таковая вскоре начнется (Великобритания объявила войну России 15 марта 1854 года. – Прим. авт.). И так как «Рогнеда» имеет пушечное вооружение и может рассматриваться как военный корабль, он принужден считать ее вражеским судном. Посему при попытке выхода в море он возьмет яхту на абордаж, арестует команду и поднимет на мачте «Юнион Джек».

Читайте также  Парусатые «пельмени». Максим Ярица: "Вот куплю яхту и..."

От такого заявления не отмахнешься, тем более что граф Медем, российский посланник в Бразилии, подтвердил, что война так и есть — война неизбежна, объявления ее ждут со дня на день. И тогда князь Лобанов-Ростовский предпринял решительные меры: он разоружил яхту, передав пушки бразильским властям, приказал команде переправиться на берег и выставил «Рогнеду» на торги.

Первым же попутным кораблем команда «Рогнеды» была отправлена в Европу, и там, через Варшаву, вернулась в Санкт-Петербург. Александр Яковлевич проследовал той же дорогой позже – не раньше, чем убедился, что его любимая яхта попадет в хорошие руки. Денег от продажи он ждать не стал, торопился на Родину.

— Война диктует свои законы, — без намека на улыбку, которая прежде не сходила с его губ, завершил свое повествование командор. — Каждый должен быть там, где от него возможна наибольшая польза Отечеству.

Тут в дверях появился лакей, но объявить о новоприбывшем не успел. Князь поднялся из-за стола и произнес со значением:

— Граф Евфимий Васильевич Путятин. Милости просим. Господа, прошу любить и жаловать.

Счастливая «Хэда»

Путятины – фамилия известная. Только в Новгородской губернии было семь родовых семей Путятиных, но лишь один род почитался княжеским, все остальные — служилые дворяне. Главой одной из таких «невидных» семей был Василий Евфимиевич Путятин, служивший на Средиземном море под началом адмирала Ушакова и вышедший в отставку в звании капитан-лейтенанта.

Сына, родившегося 7 ноября 1803 года, новгородский помещик назвал в честь деда, так велось у них семье. И служилый путь ему был предначертан: на корабли! И это при том, что в детстве Евфимий Путятин не видел для себя иной судьбы, как уйти в монастырь. Но воля отца – закон, и по окончании престижного пансионата Гибсона, где он в совершенстве овладел французским и английским языками, Евфимий отправился Морской кадетский в корпус. Там из него все богомольные мысли мигом повылетели.

Службу свою на флоте Евфимий Васильевич начал под командой капитана II ранга Михаила Петровича Лазарева, первооткрывателя Антарктиды. В Наваринском сражении мичман Путятин командовал тремя пушками нижнего дека линейного корабля «Азов» и за проявленную храбрость был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом, а также произведен в лейтенанты. Будучи командиром фрегатов «Ифигения» и «Агатополь», много внимания уделял артиллерийской подготовке комендоров и орудийной прислуги, даже писал специальные руководства, которые в обязательном порядке распространялись по кораблям русского флота.

Первая дипломатическая миссия Евфимия Васильевича оказалась почти случайной: поступил приказ – почему он? с какой стати? – и в 1841 году Путятин отправился в Персию, дабы в роли порученца по особым делам разрешить некоторые пограничные вопросы. За Персией последовали Кавказ, Англия, Голландия, Египет, Турция. За успехи на дипломатическом поприще Евфимий Васильевич был пожалован в свиту его императорского величества со званием генерал-адъютант, в сорок восемь лет был произведен в чин вице-адмирала.

Дел хватало, но Путятин все никак не мог перестать расстраиваться из-за того, что царю не приглянулся его план, разработанный еще в 1843 году. План этот состоял в том, чтобы укрепить позиции России на Тихом океане, установив добрососедские отношения с «закрытой» страной Японией, причем непременно сделать это раньше других мировых держав.

Только через девять лет российское правительство сочло, что время пришло. И кому же «открывать» Японию», как не Путятину, это ж его давний план!

Посольство отправилось из Кронштадта 7 октября 1852 года. Пошли на фрегате «Паллада» командовал которым капитан-лейтенант Иван Семенович Унковский. Помимо офицеров и матросов на борту были лица гражданского звания: секретарь адмирала — коллежский асессор Департамента внешней торговли Иван Гончаров, известный своими литературными сочинениями; коллежский асессор Азиатского департамента Гошкевич, переводчик; архимандрит Аввакум, знаток всего китайского и корейского. 

— А помните ли вы, господа, — спросил Путятин, обращаясь к членам Императорского яхт-клуба, — что именно фрегат «Паллада» выступал в качестве судейского судна на самых первых гонках, организованных вашим обществом в 1847 году? Проявила тогда себя «Паллада» отлично, однако ко времени начала нашего плавания она пребывала в плачевном состоянии. Впрочем, вам это наверняка известно из путевых заметок Гончарова, которые с апреля печатаются в «Отечественных записках».

Что было, то было, ремонтироваться приходилось едва ли не в каждом порту. В отчаянии Путятин отправил в Петербург посланца с настоятельной просьбой как можно скорее выслать на смену другой, более надежный фрегат.

Как бы то ни было, в начале августа 1853 года «Паллада» вошла в порт города Нагасаки. Но только через месяц японские уполномоченные приняли письмо российского министра иностранных дел графа Нессельроде с предложением об установлении добрососедских отношений. Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем, но все, что удалось добиться Путятину, это принципиального согласия японской стороны на открытие в будущем ее портов для торговли, а также получить документ, в котором гарантировалось, что Россия будет допущена к этой торговле в первую очередь и с правами, ни в чем не меньшими, чем у других стран.

Терять время в бесплодном ожидании было жалко, и Путятин приказал идти к Маниле, чтобы оттуда направиться к берегам Кореи для картографических изысканий. Оттуда он пошел к Сахалину. 11 июля 1854 года к стоявшей на рейде Императорской гавани (Ныне Советская. – Прим. авт.) к «Палладе» подошел корабль с Андреевским флагом. Это был фрегат «Диана», специально посланный вице-адмиралу Путятину.

На «Диане» Евфимий Васильевич 22 ноября прибыл в залив Симода для окончания переговоров. К 22 декабря все бумаги были готовы, положения согласованы, однако на следующий день страшное землетрясение опустошило западный берег полуострова Идзу, а последовавшее за ним цунами, будто игрушкой, забавлялось 52-пушечным русским фрегатом.

 «Диана» была повреждена, корпус во многих местах дал течь. Испросив разрешения у японцев, Путятин повел корабль в хорошо защищенную от ветров бухту Хэда, чтобы там заняться ремонтом. И не дошел совсем чуть-чуть. Невесть откуда взявшийся тайфун обрушился на судно. Оно накренилось. Трюмы, полные воды, лишали остойчивости… Прозвучал приказ спустить шлюпки. Десяток японских лодок устремились от берега к гибнущему фрегату.

Спаслись не все – трое матросов погибли. А «Диану» отнесло в глубину залива Суруга, там она и затонула.

Отрезанные от родины, русские моряки не могли даже сообщить своим о постигшем их несчастье. Оказии перебраться на русский берег на каком-нибудь китобое ждать было невмочь. И тогда было решено своими руками  построить судно, достаточно крепкое, чтобы выдержать путь до Камчатки.

— Но что строить! – повысил голос Путятин. – На «Диане» в достатке было чертежей различных судов, однако все они  пропали. По счастью, в моем сундуке был один из старых выпусков «Морского сборника», а в нем – отчет вице-адмирала Ивана Ивановича Шанца  =о его поездке в Нью-Йорк, где он наблюдал за строительством знаменитых северо-американских шхун. К отчету прилагались чертежи, пусть неполные, но это было уже кое-то. К тому же, совместными усилиями мы вспомнили, что по проекту фон Шанца в Кронштадте в 1847 году была построена марсельная шхуна «Опыт». Кстати, ведь ваша «Рогнеда» тоже была марсельной шхуной, не так ли, Александр Яковлевич?

— Именно что была, — сумрачно кивнул командор. – И еще должен заметить, господин адмирал, что шхуна «Опыт» на тот момент значилась в списках нашего яхт-клуба, и в гонке 1852 года легко обошла английские яхты.

Путятин улыбнулся:

— Об этом мы тоже знали. Мичман Александр Колокольцов, как выяснилось, давно следил за славными делами вашего общества. Ему, Колокольцову, и было поручено возглавить строительство шхуны. Почему ему, спросите? Да потому, что к его 22 годам океанские ветры еще не успели до конца выветрить из его головы все премудрости морского училища. В компании с мичманом Карандышевым и лейтенантом Можайским (Александр Федорович Можайский больше известен нам не как моряк и контр-адмирал, а как изобретатель самолета. – Прим. авт.) были сделаны чертежи. Японцы предоставили все необходимое для строительства: лес, смолу, своих плотников. Через три месяца шхуна была готова. Мы назвали ее «Хэда» в знак благодарности людям, приютившим потерпевших кораблекрушение.

Читайте также  Лоик Пейрон: властелин океанов

26 января 1855 г. вице-адмиралом Путятиным был подписал Симодский трактат — первый русско-японский договор о границах, торговле и дипломатических отношениях между обоими государствами. Поручение Государя Императора было выполнено. Можно было отправляться на родину.

Понятно, что всех моряков с «Дианы» шхуна вместить не могла. 150 матросов и 8 офицеров были отправлены к устью Амура на американском китобойце. Еще 284 человека под началом лейтенанта Мусина-Пушкина должны были покинуть Японию на немецком бриге. 26 апреля 1855 года на шхуне «Хэда» в море вышли 40 человек матросов и офицеры: вице-адмирал Путятин, командир щхуны подполковник Лосев, капитан II ранга Константин Посьет, лейтенант Можайский, мичманы Колокольцев и Алексей Пещуров, прапорщик корпуса флотских штурманов Семенов и два юнкера — Михаил Лазарев и Алексей Корнилов.

«Хэда» показывала великолепную скорость, успешно боролась с волнами и течением. Через двенадцать дней вахтенный увидел величественную Вилючинскую сопку. Но в Авачинской бухте русских кораблей не оказалось. Войска покинули Петропавловск, прежде разгромив английский десант. Все русские корабли ушли в залив Де-Кастри. Не задерживаясь, отправилась туда и «Хэда».

24 мая шхуна миновала пролив Лаперуза и, войдя в Японское море, повернула к Татарскому проливу. Здесь путь ей преградили неприятельские суда, сторожившие русскую эскадру. Один из кораблей двинулся навстречу. Он несся прямо на шхуну, столкновение казалось неизбежным, и тут рулевой «Хэды» резко переложил руль вправо. Шхуна развернулась буквально «на пятачке», а трехмачтовый английский фрегат проскочил мимо. С неуклюжей грацией он стал разворачиваться, чтобы пуститься в погоню за дерзкой «скорлупкой» под русским военно-морским флагом.  Подняв все паруса, «Хеда» уходила от погони. Неожиданно стих ветер, и казалось, фрегат вот-вот догонит шхуну. Но тут он сам попал в полосу безветрия

— И тогда мы взялись за весла.

— За весла? – не поверили в зале.

— Да. Их у нас было шесть, огромных, по три с каждого борта, и по четыре человека при каждом, мы вошли в туман и растворились в нем.

Не успели моряки поздравить себя с такой удачей, как туман приподнялся, и «Хэда» оказалась на виду еще у двух неприятельских судов. Но тут паруса шхуны заполоскали, выгнулись, и «Хэда» помчалась вперед. Между тем на английских кораблях заливались боцманские свистки, матросы бегали по реям. Но и эти корабли не могли состязаться в скорости со шхуной-яхтой. Два часа они еще маячили за кормой, а потом повернули назад,

Лавируя  от одного берега Татарского пролива к другому, «Хэда» приближалась к цели.

— 6 июня мы обогнули мыс Лазарева, — вел свой рассказ Путятин. – И там мы увидели своих — корвет «Оливуца», фрегат «Аврора», другие русские корабли. 29 июня мы расстались с нашей красавицей шхуной, пересели на пароход «Надежда» и три месяца поднимались вверх по Амуру. Потом был Иркутск, бескрайняя Сибирь, и наконец – Петербург, который мы не видели почти три года.

— А что же «Хэда»? – спросил командор.

— Есть намерение передать "Хэду" Японии, чтобы она стала первым судном, построенным в этой стране по западным меркам. В Морском министерстве мое предложение поддержали. И еще должен сказать, господин председатель, господа… Своим спасением и выполнением долга мы премного обязаны этой шхуне, ее предшественнице яхте «Опыт», члену вашего яхт-клуба вице-адмиралу фон Шанцу, а значит, и всему клубу в целом. Благодарю!

Князь Лобанов-Ростовский поднялся:

— Благодарю и вас, Ваше Превосходительство, за столь высокую оценку наших стараний. Санкт-Петербургский яхт-клуб создавался не только для увеселения, но и для всемерного развития морского дела в России, и ваш рассказ свидетельствует, что мы в этом преуспели.

А за окнами дома на Большой Морской улице было темным-темно. И только капли дождя на стеклах блестели в свете свечей. Заседание общества пора было заканчивать.

Продолжение следует…

* 13 февраля 1856 года начался Парижский конгресс, во время которого был подписан мирный договор, поставивший точку в Восточной (Крымской) войне. Россия возвращала Османской империи город Карс с крепостью, получая в обмен захваченный у нее Севастополь и Балаклаву. Черное море объявлялось нейтральным, то есть открытым для коммерческих и закрытым для военных судов в мирное время. Плавание по Дунаю объявлялось свободным, для чего русские границы были отодвинуты от реки и часть русской Бессарабии с устьем Дуная присоединялась к Молдавии. И так далее… Лишь двадцать лет спустя Российской империи удалось вернуть былые преимущества, права и привилегии, и сделано это было большей частью не военным, а дипломатическим путем.

* Князь Александр Яковлевич Лобанов-Ростовский до последних дней своих был командором Санкт-Петербургского Императорского яхт-клуба. Скончался князь в декабре 1858 года, уступив начальство в клубе своему давнем товарищу Михаилу Атрыганьеву.

* В 1857 г. в Устав яхт-клуба была добавлена новая статья: «В случае войны члены яхт-клуба, имеющие суда, обязываются по первому востребованию правительства явиться со своими яхтами куда назначено будет для принятия участия в военных морских действиях». А также некоторые уточнения: «дозволяется иметь на борту паровые машины, но во время гонок они должны бездействовать», «регламентируется членам клуба носить белые жилеты и зеленые брюки». Последние гонки Императорского яхт-клуба состоялись в 1859 году, далее он участвовал в спортивной жизни России исключительно как «поставщик» ценных призов.

* Незадолго до своей кончины поиздержавшийся князь Лобанов-Ростовский хотел объявить аукцион по продаже своего дома на Большой Морской улице, однако здание без всякого торга было выкуплено государственной казной, и в нем разместилась канцелярия Военного министерства. Тем не менее, право проводить собрания в его стенах за «императорскими яхтсменами» было сохранено; его отменила только октябрьская революция 1917 года, как «отменила» она и сам яхт-клуб.

* 25 октября 1856 года в порту Хакодате состоялась ратификация первого российско-японского договора о мире и дружбе. В знак уважения и благодарности за помощь и содействие российским морякам капитаном I ранга К. Н. Посьетом были переданы японской стороне научные приборы и 52 пушки с фрегата «Диана». В дни ратификации договора мичман А. А. Колокольцов привел на Острова Восходящего Солнца шхуну «Хэда» — как подарок друзьям-японцам.

* Евфимий Васильевич Путятин продолжил свою дипломатическую миссию, заключив договор о мире с Китаем и еще один договор с Японией, по которому та обязывалась упростить торговлю и разрешить открытие на островах православной церкви.

* По возвращении в Россию Путятин был назначен на должность морского агента в Лондоне, в 1961 году стал министром народного просвещения. Отойдя от военных дел и дипломатических забот, занимался созданием Императорского Православного Палестинского Общества.

* В среду 19 октября 1883 года «Кронштадтский вестник» сообщил читателям: «Петербургские газеты принесли сегодня печальную весть о кончине члена Государственного совета, генерал-адъютанта, адмирала графа Евфимия Васильевича Путятина, скончавшегося в Париже 16 октября. Имя графа Евфимия Васильевича Путятина принадлежит истории России и русского флота».

* Согласно завещанию, адмирал Путятин был погребен возле храма Рождества Пресвятой Богородицы на территории Дальних пещер Успенской Киево-Печерской Лавры, рядом с могилой своей супруги.

* В 1997 году в Японии вышел полнометражный фильм мультипликационный фильм «Трудная дружба» (режиссер Дэдзаки Сатоси), рассказывающая о заключении Симодского трактата, гибели фрегата «Диана» и постройке шхуны «Хэда», Кассета с записью этого мультфильма в 1997 году была вручена во время встречи «без галстуков» в Красноярске президенту Российской Федерации Борису Ельцину премьер-министром Японии Рютаро Хасимото.

Опубликовано в Yacht Russia №69 (11 — 2014)

Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru