Эрик де Бишоп: заговор молчания

На спаренной пироге — так Эрик де Бишоп называл свое судно, фактически катамаран, в конце 30-х годов прошлого века он прошел от Гавайских островов до Европы. И все же не это плавание, пусть и беспримерное, принесло французскому барону де Бишопу мировую славу…





















Он любил море так же безрассудно и страстно,
как некоторые мужчины любят желанных женщин.
И как ветреная женщина, море не всегда
отвечало ему взаимностью.

Бенгт Даниельсон. "Большой риск".

Текст Сергея Борисова
 

Status quo

Они встретились в маленьком кафе на набережной Ла-Рошели. Здесь всегда было много яхтсменов, а разговоры велись исключительно о парусах, лодках и дальних переходах под парусами. Шеф-редактор французского журнала Voiles et Voiliers пришел первым. Заказал кофе, достал планшет и пролистал свои записи. Итак, что он знает о Джеймсе Уорраме? Путешественник и ученый. Три года назад, в апреле 2008 года, на конференции в Осло выступил с докладом, который многие сочли еретическим. Уоррам утверждал, что первенство в изучении морских течений Тихого океана, а также вопросов миграции древних полинезийцев принадлежит не Туру Хейердалу, а французу Эрику де Бишопу. Вот цитата из того выступления: «Своими плаваниями де Бишоп доказал теорию Хейердала еще до того, как норвежец ее придумал». Каково? Это больше, чем сенсация, это скандал. Однако доводы докладчика были неопровержимы.

В кафе вошел пожилой мужчина. Но спина прямая, шаг твердый. Поискал глазами, увидел, приветственно поднял руку.

– Рад вас видеть, – приподнялся шеф-редактор Voiles et Voiliers.

Мужчина сел напротив, подлетевший официант получил тот же заказ – кофе.

Несколько приличествующих всякой беседе начальных фраз, и начался тот разговор, ради которого они и встретились – журналист и ученый.

– Мистер Уоррам, вы вернули имя Эрика де Бишопа на страницы научных трудов. Но почему на протяжении стольких десятилетий оно было предано забвению?

– Это не совсем так. О нем и знали, и писали. Но его представляли как авантюриста, который всю жизнь делал лишь то, что ему взбредет в голову. И если смотреть со стороны и не вглядываться, это действительно так. О нем хорошо сказал его друг Бенгт Даниельсон, да-да, тот самый, который был рядом с Хейердалом на «Кон-Тики». Даниельсон говорил, что Эрик де Бишоп опоздал родиться на несколько веков. Ему следовало бы жить в XV или XVI веке, когда всякий, кому надоело сидеть дома, мог стать разбойником или конкистадором.

Нарушение приличий

С раннего детства Эрик был сущим наказанием для семьи. Барон де Бишоп, надменный аристократ, ожидал от наследника совсем другого. Но вряд ли можно было представить мальчишку более строптивого, чем Эрик. Ни уговоры матери, ни строгость отца не могли наставить его на путь истинный, венцом которого стало бы министерское служение на благо Отчизне. Приходилось даже обращаться к докторам, которые, однако, у юного барона психических отклонений не нашли.

– А все эти фантазии, – говорили они. – Дальние плавания, невероятные приключения – это возрастное, пройдет.

В какой-то момент показалось, что светила медицины правы. Эрик не стал противиться, когда его отправили учиться в иезуитский колледж. Но вскоре выяснилось, что это была лишь уловка: ускользнуть из-под надзора служителей Господа было проще, чем из-под родительской опеки. Эрику было 14, когда он покинул богоугодное заведение и поступил юнгой на четырехмачтовую шхуну «Дюнкерк».

Четыре года Эрик бороздил моря-океаны, сделав совсем не ту карьеру, о которой мечтали его отец: он «дорос» до палубного матроса и получил законное право на серьгу в ухе за прохождение мыса Горн.

Родители между тем не оставляли усилий вернуть сына на берег и отправить учиться. Теперь они были согласны и на мореходное училище, лишь бы сын получил образование.

В конце концов Эрик согласился. И стал одним из лучших курсантов! После окончания училища он получил «хвалебный лист» и место в гидрографическом управлении. Оказалось, однако, что его новая служба – жуткая рутина, и Эрик уже подумывал о том, чтобы снова уйти в море, когда началась война, которую много позже назовут Первой мировой.

В 1914 году 23-летний французский барон записывается добровольцем на флот и становится капитаном тральщика. Увы, при первом же выходе на боевое задание тральщик был торпедирован немецкой подводной лодкой в проливе Па-де-Кале. Экипаж во главе с капитаном спасся на шлюпках. От берега к ним уже спешило французское патрульное судно. Это была удача вдвойне – что помощь прибыла быстро и что дожидались ее моряки в шлюпках, а не в воде. Эрик де Бишоп не умел плавать.

Путеводная звезда

– Он не умел плавать? – переспросил журналист.

– Как и Джошуа Слокам, – сказал Уоррам. – И так и не научился плавать до конца своих дней. Причем, заметьте, это была его принципиальная позиция: «Как только научусь, я тут же утону», – говорил он. Это звучит как парадокс, на самом же деле парадокс в другом: шесть раз в своей жизни Эрик де Бишоп оказывался за бортом, и всякий раз счастливая случайность оставляла его в живых.

– Удивительно!

– Вы так считаете? Тогда что вы скажете о пророчестве, которое наш герой услышал в юности? Звучало оно так: «Твоя путеводная звезда мерцает вот здесь, — и гадалка ткнула в карту, придавив пальцем Маркизскиие острова. — Рано или поздно ты окажешься там. Но прежде тебе доведется испытать многое и разное в странах, далеких от места, где решится твоя судьба».

– Так и случилось?

– Эрик де Бишоп погиб при высадке на остров Ракаханга, координаты которого 10 градусов южной широты и 161 градус западной долготы. Это на 21 градус западнее «предсказанного» гадалкой места. Однако именно в этой точке Эрик отправил в эфир сигнал SOS, понимая, что отныне речь идет о жизни и смерти. Но мы забежали вперед…

С неба на землю

Эрик ждал новое судно и новое назначение, когда французское командование решило создать части военно-морской авиации и объявило о наборе добровольцев. Одним из первых заявление подал барон де Бишоп. Несколько месяцев учебы – и он со своим гидропланом отправляется на Средиземное море. Несколько месяцев все идет отлично, но в декабре 1915 года, во время разведывательного полета, мотор его самолета глохнет. Гидроплан сваливается в штопор с высоты 800 метров. У самой воды Эрику удается перевести его в горизонтальный полет, но самолет цепляет поплавком за воду и опрокидывается. Летчика выбрасывает из кабины. По счастью, он в спасательном жилете. Свидетелем произошедшего стал другой французский летчик. Он сумел посадить свой гидроплан рядом с местом крушения, бросился в воду и спас находящегося без сознания товарища.

В госпитале барону де Бишопу был вручен Военный крест за мужество и героизм.

До самого конца войны Эрик не покидал госпитальных стен. В 1918 году с удостоверением инвалида в кармане он снял военную форму и стал думать, что делать дальше.

Для начала он женился. Затем основал фирму по разведению цветов. Потом стал соучредителем компании по доставке во Францию ценных пород леса из экваториальной Африки. Был куплен трехмачтовый корабль, и Эрик де Бишоп принял его под свое начало, убедив компаньонов, что так выйдет дешевле. Но в 1927 году во время шторма плохо закрепленный груз сместился, корабль перевернулся и… никто не погиб: Эрик и его команда были подобраны оказавшимся поблизости пароходом.

Компаньоны потребовали отчета и погашения долгов. Будучи человеком чести, барон де Бишоп расплатился со всеми и остался ни с чем. И без жены, которая подала на развод.

Читайте также  Роман Хагара: «Мы встаем на крылья»

На последние деньги Эрик купил билет на пароход и отправился в Китай. Там он осел в Шанхае, поступив в полицейский корпус, а потом пошел на службу советником к китайскому генералу.

Море зовет

– Когда же он занялся своими исследованиями?

– Не раньше чем накопил достаточно денег, – улыбнулся Уоррам. – Да, он хотел заняться изучением океанских течений, знания о которых в то время были очень приблизительными. Также ему хотелось убедиться, что суда древних мореплавателей могли ходить не только вдоль берега. Он построил джонку водоизмещением 60 тонн, назвал ее «Фоу-По» и в ноябре 1932 года вышел в море. Его спутником стал сослуживец по полицейскому корпусу бретонец Жозеф Татибуэ, которого Эрик называл просто Тати.

– Насколько я помню, этому Татибуэ предстояло сыграть существенную роль в жизни Эрика де Бишопа.

– Огромную! Восемь лет он был его спутником, хотя и не стал другом. И мне думается, что в том не его вина. Эрик де Бишоп был неуживчивым человеком. Возможно, тут сказывалась дворянская кровь, хотя Эрик не любил, когда его величали бароном. Иногда Тати пытался шутить. Перед сменой вахты он будил капитана так: «Вставайте, барон! Вас ждут великие дела!» Но Эрик де Бишоп не признавал подобного панибратства и неизменно отвечал чем-то язвительным, что тут же ставило подчиненного на место. И как ни был предан Тати своему капитану, через восемь лет он дождаться не мог, когда избавится от его общества.

Течение жизни

Через пять дней поле того, как «Фоу-По» вышла из устья Янцзы, шторм выбросил ее на скалы Тайваня. Местные жители переправили полумертвых неудачников в больницу.

Прошел месяц, прежде чем Эрик де Бишопи Тати смогли вернуться в Китай. Денег у Эрика не было, но отказываться от своих планов он не желал. И тогда Жозеф Татибуэ отдал ему все свои накопления. А французский консул согласился оказать безвозмездную помощь в приобретении материалов и строительстве новой джонки.

В феврале 1933 года «Фоу-По II» была готова к спуску на воду. Она была меньше предшественницы, но это оказалась даже к лучшему: с ней сподручнее было управляться команде из тех же двух персонажей – Эрика и Тати.

«Фоу-По II» достигла Филиппинских островов и оказалась во власти течения, которое пересекает на этой широте Тихий океан с запада на восток. Эрик де Бишоп решил пройти по этому течению до Галапагосских островов. Чтобы определить ширину течения, джонка шла зигзагами и потому за месяц одолела лишь 600 миль. Тати начал роптать, но капитана больше волновало другое: корпус его судна кишел древоточцами. Пришлось зайти на остров Серам, где местные мастера обили днище джонки медными листами, что изрядно опустошило судовую кассу.

Восстановить свое финансовое благополучие Эрик де Бишоп рассчитывал, продав китайский антиквариат, который предусмотрительно закупил в Шанхае. Выгоднее всего это было сделать в Сиднее. Несколько раз джонка садилась на мель в Торресовом проливе, потом потеряла мачту, и в июле 1934 года «Фоу-По» вынесло к берегу Новой Гвинеи, где она увязла в иле неглубокой речушки. Освободиться из «плена» Эрику и Тати помогли туземцы, которых они приняли за каннибалов. Впрочем, каннибалами туземцы и были, только в прошлом, что не могло не обрадовать французов.

В феврале 1935 года «Фоу-По II» вновь вышла в плавание. Раздумав расставаться с китайским антиквариатом, Эрик де Бишоп направил свое судно к Соломоновым острова, и здесь, подхватив малярию, чуть не умер. А тут и Тати в самой категорической форме потребовал высадить его на берег.

Ближайшей землей оказался остров Джалуит. Эрик де Бишоп не знал, что после окончания Первой мировой войны этот остров стал подмандатной территорией Японии, и потому 22 июля 1935 года смело вошел в главную бухту острова. Не успела «Фоу-По» бросить якорь, как мореплаватели были арестованы, допрошены японским комендантом и брошены за решетку. Под арестом Эрик и Тати провели две недели, но потом комендант отчего-то смилостивился и дал арестованным час на то, чтобы убраться с острова.

В море Эрик де Бишоп сообщил своему матросу, что высадит его на Гавайских островах, потому что там точно нет японцев. Радости Тати не было предела.

Полтора месяца спустя они обнаружили, что остались без запасов продовольствия. Японские солдаты во время обыска что не стащили, то испортили. Пробитые штыками банки с консервами пришлось выбросить за борт. Три недели путешественники питались сухарями и супом из сухарей, приправленным смазочным маслом. Потом они так ослабели, что уже не могли управлять джонкой. Они лежали на палубе и ждали смерти.

Между тем земля была близко. 25 октября «Фоу-По» выбросило на берег острова Молокаи, одного из островов Гавайского архипелага.

Когда капли воды коснулись губ Эрика, он со стоном открыл глаза и ему показалось, что он попал в преисподнюю. Над ним склонились самые уродливые существа, которые только могли родиться в воспаленном мозгу. Но вода щекотала губы, и он, зажмурив глаза, стал жадно пить, решив, что этот паноптикум ему лишь примерещился.

Обиженные и оскорбленные

– Их спасли прокаженные из колонии Калаупапа, – объяснил Джеймс Уоррам. – Эрик был очень плох, и его тут же переправили в госпиталь. Там его навещал Тати, который оправился от пережитого гораздо быстрее. На третий или четвертый день Тати появился в палате с дурной вестью: шторм разбил джонку, хуже того – уничтожены дневники капитана, которые он вел во время своих плаваний. Это известие стало для Эрика катастрофой. Он то смеялся, то плакал, то порывался куда-то бежать, так что врачи заговорили о возможности суицида. И тогда Тати поклялся, что построит для своего капитана новое судно. Больному сделали укол, и он забылся тяжелым сном.

– И они начали строить катамаран… – сказал журналист.

– Эрик называл его спаренной пирогой. Строительство заняло почти год, и этот год вместил в себя множество событий, и в том числе те, которые отвечают на вопрос, почему новое плавание де Бишопа упорно замалчивалось научным сообществом. Дело в том, что в те годы такие науки, как антропология или этнология, еще только зарождались. Подчас ученые выдвигали абсолютно дикие гипотезы. Касалось это и происхождения полинезийцев. Вот как люди заселили эти острова? С их утлыми суденышками они не могли совершать трансокеанские плавания! Эрик де Бишоп вступил в дискуссию с горячностью, обычно ему не свойственной. Он говорил, что его плавания на джонках доказывают, что не надо отказывать в решительности и умениях древним мореходам. И это касается не только джонок, но и спаренных пирог. Их нет сейчас, это правда, но их своими глазами видел Джеймс Кук, открывший для западной цивилизации эти земли. На этих пирогах, говорил Эрик де Бишоп, древние мореходы даже могли добираться до американского континента и возвращаться обратно. А это значит, надо вести речь не столько о миграции, сколько о культурном обмене, о взаимном обогащении опытом и знаниями.

– Такие слова его оппонентам вряд ли понравились, – усмехнулся журналист.

– Дело не в словах, – махнул рукой Уоррам. – Дело в том, как они были произнесены. Эрик де Бишоп не щадил авторитеты и был на редкость изобретателен в желчных оценках. И даже странно, что на фоне этого он получил премию Французского географического общества имени Шарля Гарнье. Эти деньги и позволили ему построить «Каимелоа», что по-гавайски означает «за далеким горизонтом». Однако среди обиженных до глубины души ученых из Гонолулу в ходу было другое название – «Два гроба».

Читайте также  Владимир Васильев: «Яхты – это фантастика!»

Джеймс Уоррам заглянул в чашку, и убедившись, что она пуста, попросил официанта повторить. И продолжил рассказ.

Новое плавание

Тати не было дела то научных теорий, ему хотелось домой!

– Понимаешь, Тати, – задушевным голосом говорил де Бишоп. – У меня нет денег, на которые ты смог бы добраться до Франции. У тебя их тоже нет – ты их отдал мне. Но я, так и быть, доставлю тебя в твои родные Канны на судне, которое мы сейчас строим.

И Тати покорно возвращался к работе. При этом его совсем не смущал плакат, который Эрик де Бишоп установил на знаменитом пляже Вайкии рядом с их «стройплощадкой». На плакате было начертано: «Не тратьте понапрасну сил, пытаясь убедить нас, что мы сумасшедшие: мы сами это знаем».

Что интересно, хотя Тати и его помощники из местных мастеров строили небывалое судно по чертежам Эрика де Бишопа, сами эти чертежи господин барон создавал большей частью по наитию. Позже он писал: «Я инстинктивно понимал, что форма корпуса должна быть именно такой. Но случались и озарения. Так, например, я понял, как полинезийцы справлялись с седловатостью пирог. Они просто строили укрытие на мостике, соединяющем корпуса, своего рода рубку от края до края, и тем наращивали борта до нужной высоты».

Длина судна составила 38 футов. Мачты и паруса де Бишоп решил использовать несколько иные, нежели на рисунках полинезийских судов. Тут он исходил из того, что управляться с ними предстоит экипажу из двух человек, а значит, паруса должны легко рифиться. А самое эффективное с этой точки зрения парусное вооружение – как у джонки. Опять же, понимая, что при малочисленном экипаже от судна требуется хорошая курсовая устойчивость, кормовое полинезийское весло уступило место двум рулям, установленным на корпусах.

Каждый вопрос был важен, но больше всего Эрика де Бишопа занимало, как создать конструкцию, способную противостоять ударам волн. Ведь нагрузки на каждый из корпусов будут различными. Создавать жесткую платформу он не считал логичным, тут нужно было какое-то компромиссное решение. Ну недаром же полинезийцы при строительстве своих «катамаранов» использовали стволы бамбука, отличающиеся особой эластичностью. Решение пришло неожиданно – когда Эрик ехал мимо свалки, мирно соседствующей с пляжем. Он свернул туда и уже через час стал обладателем рессор от списанных трамваев. Местный кузнец привел их в то состояние, которое требовалось мореплавателю, и рессоры стали неотъемлемой составной частью конструкции «Каимелоа».

Постепенно корпус «катамарана» обретал и вид и цвет – покрасить его было решено в любимые гавайцами желтый и красный. Правому корпусу была отведена роль мастерской и кухни, левый был кладовой и «спальней».

Покинуть Гавайи Эрик де Бишоп собирался тихо, без суеты. Но в размеренное течение событий вмешались репортеры, которые раструбили со страниц своих изданий, что французский барон предложил руку и сердце Папалеиане, наследнице последнего гавайского короля Камехамехи. И эта прекрасная девушка в венке из белых цветов будет провожать своего возлюбленного тогда-то и тогда-то. В результате сотни зевак явились в объявленный день на пляж Вайикии, и хотя увидели и Эрика, и его даму сердца, были раздосадованы, что отплытие со слезами расставания не состоялось.

Все планы были смяты, и Эрик де Бишоп решил выйти в море раньше им самим объявленной даты. Тем более что все было готово. Единственно, что огорчало, –отсутствие официального разрешения поднять флаг Французской республики. Но тут уж Эрик не стал озадачиваться – поднял триколор и отдал швартовы.

Первую неделю погода была шквалистой. Потом ветер стал ровным, и капитан записал в дневнике: «Вот и началась жизнь, которую я так люблю. Ты плывешь, судно не требует ни забот, ни хлопот, и тебе остается куча времени на то, чтобы читать и мечтать».

14 апреля 1937 года, через 38 дней после того, как она покинула Гавайи, «Каимелоа» прибыла на французский остров Футуна. Там Эрик и Тати провели 11 дней и снова отправились в путь. Их ждал Торресов пролив. В знакомых по прежним плаваниям местах они оказались через четыре недели. Теперь им предстояло выбраться за кольцо Большого барьерного рифа. Здравый смысл подсказывал, что нужно идти к одному из известных проходов, однако Эрик рассудил иначе: осадка «катамарана» составляла всего лишь метр, и он решил рискнуть. Различив по цвету воды что-то напоминающее проход, он приказал Тати править туда. Волна подняла «катамаран» и с жутким скрежетом перенесла его через рифы. Еще шесть дней они блуждали среди скрытых под водой скал, прежде чем вырвались в океан и взяли курс на острова Индонезии. 15 июня они прибыли на Бали, а еще через несколько дней на остров Ява. Там Эрика ждала ненаглядная Папалеиана, которая за пределами Гавайев предпочитала свое «европейское» имя – Констанс Констебл. Но как бы ни были сильны чувства влюбленных, через несколько дней «Каимелоа» продолжила плавание. Каждый день они проходили от 150 до 165 миль, и это был фантастический результат – настолько, что де Бишоп решил идти напрямую к Кейптауну. До него оставалось меньше 500 миль, когда в шторм на «Каимелоа» лопнул форштаг и почти сразу за этим сломалось перо одного из рулей. Мореплаватели попробовали воспользоваться плавучим якорем, но желаемого эффекта не получили. Тогда, подняв штормовой парус, они стали уходить от шторма, смещаясь все дальше к югу. Только 27 августа, проведя 59 дней в океане, «Каимелоа» вошла в гавань Кейптауна.

Местные яхтсмены встретили мореплавателей восторженно. Несколько лекций, прочитанных Эриком де Бишопом, пополнили его кошелек. Можно было отправляться дальше.

Атлантика приняла их милостиво. Без проблем они дошли до острова Святой Елены, миновали остров Вознесения и Азорские острова. Оттуда «Каимелоа» направилась к берегам Португалии, но встречные ветры заставили изменить курс – на французский Танжер. Время утекало, как вода сквозь пальцы. Не рассчитывая на столь долгий переход, Эрик и Тати не рассчитали с провизией и теперь голодали. Еще хуже обстояло дело с запасами пресной воды. Их выручила гроза с дождем и градом. Они собрали два ведра ледяных горошин, и этого хватило, чтобы добраться до суши. Это произошло 4 января 1938 года. Позади остались 15 месяцев плавания, 19000 миль и три океана.

«Каимелоа» и ее экипаж провели в Танжере четыре месяца. Остановившись в доме своего старого товарища Франсуа де Пьефре, Эрик писал книгу о своих приключениях и наслаждался обществом Папалеианы, которая примчалась к своему пока еще гражданскому супругу.

14 мая 1938 года «Каимелоа» покинула Танжер и через неделю была уже во французских водах. Побывав в Марселе и Тулоне, 23 мая 1938 года она пришла к давным-давно намеченной цели – в Канны.

– Я сдержал слово, – сказал Эрик де Бишоп своему товарищу Жозефу Татибуэ.

Тот что-то ответил, но что именно, было не разобрать. Стоявшие на рейде корабли не только приспустили флаги, но и разорвали полуденную пляжную дрему пронзительными гудками. Так приветствуют только смельчаков и победителей.

Читайте также  Леонид Телига: под красно-белым флагом

Точки над i

– Потрясающее плавание, – оценил историю журналист из Voiles et Voiliers. – А что было дальше?

– Тати исчез из жизни Эрика де Бишопа. Пропал, будто его и не было. Но в книге, которая увидела свет в том же 1939 году и называлась «Каимелоа», они были рядом. Причем в буквальном смысле: рядом с частью, написанной де Бишопом, была вторая часть, автором которой был Тати, вернее, там были его воспоминания, записанные Франсуа де Пьефре. Именно эту книгу я купил в 1944 году. Мне тогда было 16 лет.

– И она изменила вашу жизнь, – подсказал журналист.

– Не только мою. После войны я вычитал в газете, что в 1949 году два француза построили спаренное каноэ и пересекли на нем Атлантику. Нет сомнений, их вдохновляла книга Эрика де Бишопа. А свой катамаран «Тангароа» я построил в 1954 году. Я старался сделать его похожим на судно де Бишопа. Два года спустя я пошел на нем через Атлантику. Между прочим, это был первый атлантический переход, совершенный британцем на многокорпусном судне. И закончился он успешно, – Джеймс Уоррам улыбнулся, – хотя в экипаже у меня были две женщины. А если учесть, что нас было трое на борту, то, сами понимаете…

Журналист рассмеялся, потом посерьезнел:

– А что стало с «Каимелоа»?

– Она была продана двум молодым людям – американцу и немцу – и в июне 1939 года покинула Канны. Что стапроизошлоло с ними в дальнейшем, какова судьба «Каимелоа», неизвестно. Кстати, Эрика де Бишопа судьба его спаренного каноэ совсем не волновала. Он был поглощен строительством нового судна – проа с балансирами, по сути – тримарана, которое назвал «Каимелоа-Вакеа». На нем Эрик и Папалеиана, которые наконец-то поженились, собирались через Панамский канал вернуться на острова Полинезии. 14 июня 1939 года они отправились в свое «свадебное путешествие», но всего лишь через неделю, ночью, недалеко от Мадейры, тримаран был потоплен испанским сухогрузом. Эрик и Папалеаиаина оказались в воде, и Констанс Констебл осталась бы вдовой, не умей она плавать. А она умела – и так хорошо, что помогла мужу продержаться на поверхности до тех пор, пока их не подобрала спущенная с сухогруза шлюпка.

– И все-таки, мистер Уоррам, я не понимаю, почему такое плавание было предано забвению. С учеными – ясно, тут просто зависть, но все остальные? Куда смотрели политики – налицо же подвиг во имя Франции!

Джеймс Уоррам допил уже вторую чашку кофе и помолчал, прежде чем ответил:

– Думаю, секрет – в следующих годах жизни Эрика де Бишопа. Так сложилось, что он был сторонником маршала Петэна, главы Вишистского правительства. Эрик считал его «спасителем нации», сохранившим осколки Франции после поражения в войне с  фашистской Германией. К тому же, он знал его лично: семьи Петэн и де Бишоп дружили. Да что там, Петэн качал его на колене, когда Эрик был совсем мальчишкой. А когда Эрик де Бишоп пришел в Канны на «Каимелоа», маршал прислал ему телеграмму: «Браво, Эрик, я горжусь тобой». Вместе с тем Эрик по-прежнему мечтал вернуться на острова Тихого океана. После установления Соединенными Штатами дипломатических отношений с правительством Виши он становится французским консулом на Гавайях. Однако скоро коллаборационистское правительство Петэна окончательно себя дискредитировало. Французская Полинезия пошла за генералом де Голлем, и консул де Бишоп отправился в тюрьму. Как некогда японцы видели в нем американского агента, так теперь американцы подозревали, что он японский шпион! Только после окончании военных действий барону де Бишопу была возвращена свобода.

– А журналисты? Ведь такая история!

– Журналисты… О, они обожали Эрика за юмор и легкость в общении. И терпеть не могли за язвительность и дотошность. А герой их статей всего лишь хотел, чтобы те, кто пишут о нем, не искажали его слова и поменьше придумывали. Если такое случалось, он отказывался впредь иметь дело с «проштрафившимся» изданием. Журналисты терпеть не могут строптивых собеседников и по-своему мстят им – молчанием. Но вы же не из таких, не правда ли?

Финальный аккорд

В 1947 году Эрик де Бишоп расстался с женой (позже Папалеаиаина прославится как художница) и стал компаньоном прожженного дельца, владеющего джонкой «Чэнь-Хэ» водоизмещением 150 тонн. Возглавив ее команду, Эрик де Бишоп отправился за копрой на острова Полинезии. Вернувшись на Гавайи с полным трюмом, он с удивлением узнал, что без пяти минут банкрот, а совладелец джонки готов подать на него в суд. Никакого желания оказаться в «долговой яме» у Эрика не было, и тогда на пару с одним любителем авантюр он угнал «Чэнь-Хэ», действуя в лучших традициях пиратских романов. Они направились на Таити, куда и прибыли, оставив за кормой 2400 миль.

Эрику де Бишопу грозило международное полицейское преследование, но каким-то загадочным образом ему удалось уладить со своим бывшим компаньоном спорные вопросы, причем с выгодой для себя – «Чэнь-Хэ» осталась в его руках. Впрочем, Эрик де Бишоп не слишком долго был счастливым судовладельцем. Он разорился и был вынужден продать джонку. После этого несколько лет он служил землемером на архипелаге Тубуаи, а в свободное время писал фундаментальный труд о древних полинезицах и готовился к новому большому приключению.

8 ноября 1956 года он направился к берегам Америки на бамбуковом плоту «Таити-Нуи», что в переводе означает «великий остров Таити». Плавание оказалось неудачным – плот был разбит штормом. И снова де Бишоп не остановился – в Чили он построил плот из кипарисовых бревен и взял курс на Таити. Финал плавания был трагическим – Эрик де Бишоп погиб.

О первом из этих плаваний рассказал сам Эрик де Бишоп, а втором – члены его команды Жан Пелисье и Ален Брен. Жизнь этих книг оказалась короткой. Любители приключений не любят читать о трагедиях, им больше нравится, когда все кончается хорошо.

***

В феврале и марте 2012 года журнал Voiles et Voiliers опубликовал две большие статьи о плаваниях Эрика де Бишопа – ученом, путешественнике, пионере дальних оффшорных плаваний на многокорпусных судах. Его спаренное каноэ «Каимелоа» можно считать «бабушкой» все современных катамаранов открытого моря.

Стране вернули ее героя.

Опубликовано в Yacht Russia №64 (6 — 2014)

Досье YR
Эрик де Бишоп Eric de Bisschop – родился в семье фламандских аристократов 23 октября 1891 года в местечке Эр-сюр-ла-Лис в департаменте Па-де-Кале). Был сторонником теории, согласно которой древние полинезийцы могли совершать дальние океанские плавания на спаренных каноэ и плотах. Автор десятков статей, двух монографий, а также книг о своих плаваниях на джонках «Фоу-По» и «Чэнь-Хэ», на спаренном каноэ «Каимелоа» и проа «Каимелоа-Вакеа», на плотах «Таити-Нуи». Трагически погиб 30 августа 1958 года во время крушения плота «Таити-Нуи-III» на рифах атолла Ракаханга (острова Кука). Согласно местным законам, Эрик де Бишоп был похоронен на следующий день после своей смерти. Потом его тело было перевезено в Папеэте, а свой последний приют барон де Бишоп по настоянию его вахине (гражданской жены) Теритарии обрел на острове Руруту, который он любил больше других островов Южных морей. В год 50-летия кончины путешественника рядом с его могилой возвели стелу, на которой запечатлены вехи жизни ученого и искателя приключений.

Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru