«Беда» капитана Некрасова

"Приключения капитана Вренгеля"… С этой книжки начинался морской путь тысяч и тысяч советских мальчишек. А как была написана эта книжка и кто такой ее автор — Андрей Некрасов?











"Тем, кто впервые открывает эту книжку, я немножко завидую".

Сергей Михалков

Текст Сергея Борисова, журнальный вариант

Два весельчака

22 декабря 1934 года, в Москве, в обшарпанном доме на Таганке, в одной из комнат притихшей к четырем утра коммунальной квартиры, за столом под абажуром с бахромой сидели два человека — один в годах, другой моложе. И давились хохотом.

— А вот еще был случай… — говорил один. — Работал я тогда… неважно где, главное – при кораблях состоял. И прислали нам в пароходство пароходик. Симпатичный такой, беленький. Вот только безымянный. Хотя, с другой стороны, может, и хорошо. Значит, доверяют нам, верят, что мы сможем сами кораблю имя выбрать. Сели мы гадать да думать. Оно ведь как: пусть пароходик невелик, пусть прогулочный, а все же имя ему дать – задача не из простых. Ведь имя для корабля — что фамилия для человека.

— Это точно! – перебил рассказчика его собеседник. – Будет у человека фамилия, скажем, Забодай-Бодайло, какой из него капитан? А если Суслик? Никакого уважения, неловкость одна.

— А я о чем? — согласился рассказчик. — Вот так же и судно. Назовите судно «Геркулес» или «Богатырь» — перед ним льды сами расступятся, а попробуйте назовите судно «Корыто» — оно и плавать будет, как корыто, и непременно перевернется где-нибудь при самой тихой погоде. В общем, думали мы, рядили и решили: будет корабль называться «Дарьяль». Отчего, почему «Дарьяль», не суть. Дали имя и все. А что? Звучное! Ну, укрепили буквы на корме, золотом горят. Да, видно, не честь по чести сделали, потому как стоило пароходику в первый раз от пирса поименованным отвалить, как запустили машину на полную, палуба задрожала, тут две буквы и отвалились. И превратился наш «Дарьяль» в банальную «Дарью».

— И что? – слушатель – тот, что постарше, даже вперед наклонился.

— А все! В газетах на следующий день прописали: мол, пароход «Дарья» принял первых пассажиров. А что в газетах написано, уж не вырубишь. Ладно, пусть так, хотя матросам на вопрос: «На чем ходишь?» и отвечать стыдно: «На «Дарье». Впрочем, и это бы ничего, ко всему привыкаешь. Но так сложилось, что у начальника пароходства нашего супругу Дарьей звали. И начались тут всяческие недоразумения. Бывало, звонит ему по какой-то служебной надобности капитан пароходика, начальник его выслушивает, роняет в трубку «так… так…», а потом интересуется: «Ну, с этим понятно, а сам-то ты сейчас где?». А капитан в ответ…

Не дослушав, тот, что в годах, сложился пополам от хохота и сполз со стула.

В стену комнаты заколотили. Послышался голос:

— Прекратите безобразничать. Я управдому, Дарье Михайловне, пожалуюсь!

После этого рассказчику ничего не оставалось, как тоже полезть под стол. Чего со смеху не сделаешь.

День рождения

Кто-то скажет: заливаете! Кто-то, знакомый с морем, хмыкнет: байки травите, да?

Ответим скромно: что — мы? Не мастера – подмастерья! Вот были люди в не наше время, хотя бы тот же Борис Житков с Андреем Некрасовым. Это они сидели непроглядной ночью 1934 года в комнате под абажуром и от души веселились, рассказывая друг другу всяческие истории. Все больше моряцкие. А что, это сейчас они писатели, книжку сообща про товарища Кирова пишут, а прежде и плавали немало, и людей разных удивительных встречали достаточно.

И все же справедливости ради надо отметить, что в те ночные посиделки солировал Некрасов, так и сыпал байками… А началось с того, что притомившись от фактов биографии пламенного революционера, соавторы отложили карандаши, решив: «Хорош на сегодня! Надо бы выпить». И разлили чай по граненым емкостям в узорчатых подстаканниках. И тут вроде как к месту, а все же случайно вспомнил Некрасов своего начальника из треста «Дальморзверпром».

Был Андрей Васильевич Вронский человеком фантастическим. В том прямом смысле, что с фантазией дела у него было просто замечательные. И рассказчик он был умелый, особливо под чаек, а уж если находился благодарный слушатель, так просто разливался соловьем. А можно ли найти более примерного слушателя, чем твой первый и единственный заместитель? Ему внимать по должности положено. Вот Некрасов, только что закончивший Владивостокский техникум, и внимал. И надо отметить, не без удовольствия, порой с восхищением даже.

Была у Вронского мечта — совершить кругосветное плавание. И судно было – очень симпатичная яхта, стоявшая в затоне на Васильевском острове в Ленинграде. Да только все как-то у Андрея Васильевича не складывалось: революция, разруха, командировки и, наконец, направление во Владивосток руководить китобойным промыслом. В общем, в то время, как попал к нему «под руку» Некрасов, Вронский толком и не знал, уцелела его яхта, аль и нет ее больше. Правда, лишь однажды он проговорился об этом, покачав головой: «Не должен корабль гнить у берега, в море упокоиться должен. Ох, беда». Но это было единожды, обычно Вронский говорил о своем кораблике с нежностью, как о существе одушевленном и вполне здоровом. Хотя и много испытавшем. Ведь, по словам начальника «Дальморзверпрома», на яхте этой совершил он немало беспримерных плаваний, остановившись в шаге от кругосветки.

Много позже Андрей Некрасов так описывал своего начальника: «Он говорил неторопливо, голосом и жестами подчеркивая мнимую значительность сказанного. Свою речь, украшенную множеством остро подмеченных подробностей, он к месту и не к месту пересыпал морскими терминами, часто повторял: «Да-с», «Вот так», а к слушателям обращался не иначе, как «молодой человек».

Сочинял Вронский напропалую, и вот этими-то историями, разбавляя их собственными, и накормил известного писателя-мариниста Бориса Житкова его приятель и соавтор Андрей Некрасов. Когда же не осталось сил смеяться, Житков сказал:

— А что, Андрей, не написать ли тебе небольшую повестушку о капитане, который рассказывает о своих походах и не может удержаться, чтобы не приврать?

— Попробовать, конечно, можно… — неуверенно произнес Некрасов. – А как назвать?

— Да так и назови: «Приключения капитана Вронского». Очень говорящая фамилия.

— Нет, — покачал головой Некрасов. – Уважаемый человек. Зачем обижать?

— Ну так еще как-нибудь. Подумай.

Некрасов подумал и как-то сама собой выстроилась в голове цепочка: капитан Вронский – барон Мюнхгаузен – барон Врангель – капитан Врунгель. А что? Подходяще.

— Капитан Врунгель, — озвучил он «находку». – Как?

— То, что надо. А имя?

— Христофор. В честь Колумба. А отчество…. – Некрасов покрутил пальцами в воздухе. – Пусть будет… ну, хотя бы Бонифатьевич.

— Христофор Бонифатьевич Врунгель, — проговорил Житков, словно пробуя слова на вкус. – Годится! Теперь дело за малым: главный герой у тебя родился, осталось родить повесть. – Хозяин квартиры глянул на окно и будто только сейчас понял, что ночь на дворе. – Что-то мы засиделись. Пора «отбиваться». Переночуешь у меня?

— Нет, — решительно сказал Некрасов. – Пойду.

— Да куда ж ты в такую темь?

— Рожать!

Имя собственное

Дело казалось нехитрым. Собрать воедино байки Вронского, подбросить в топку собственные, объединить сюжетом, — и вся недолга. Однако все оказалось не так просто и не так быстро.

Во-первых, в юмористическом жанре Некрасову до того работать не приходилось. Во-вторых, пока в его активе были только рассказы, а тут – повесть! Иной, знаете ли, объем, его на «коротком дыхании» не одолеешь. В-третьих, повседневные дела заедали, и не только проклятая бытовуха, а дела очень даже серьезные, например, в 1935 году вышел у Некрасова сборник рассказов «Морские сапоги» и в том же году книжка для детей «Электрическое солнце». Короче, потребовалось несколько лет, прежде чем из-под пера Андрея Сергеевича появилась повесть «Приключения капитана Врунгеля».

Ох, и намучился с ней Некрасов. Все какие-то трудности, сложности, и каждую одолеть надо. Вот, скажем, команда. Ну, куда капитану без помощника?

И тут Андрей вспомнил, что Вронский собирался в кругосветное плавание не один, а со своим товарищем Иваном Манном. А «Mann» по-немецки — «человек», а по-французски «человек» — «l’homme».

— L’homme, l’homme»… — бормотал Некрасов. – Лом!

Простоватый, прямодушный, прямолинейный. Как есть лом! Вот и помощник Врунгелю.

(Заметим кстати, что Иван Манн – это тот самый впоследствии легендарный капитан, который водил дизель-электроход «Обь» к Антарктиде и командовал барком «Дунай». – С. Б.)

Потом появилась необходимость в еще одном члене экипажа. Для него Некрасов позаимствовал имя, да и внешние данные у своего знакомца из дальневосточной китобойной флотилии – Фукс.

Наконец, повесть была написана и уложена в картонную папку. Предстояло определиться с тем, кому повесть предложить для опубликования.

Здраво рассудив, Некрасов отправился в журнал «Пионер». Пусть сначала там выгорит, потом и о книжке подумать можно. К тому же, в «Пионере» его знают, не спросят с настороженной гримасой, с какой встречают бесчисленных графоманов: «А кто вы, собственно, такой?»

Читайте также  Мужская компания

Впрочем, даже если спросили бы, ему есть, что ответить, что рассказать о себе.

Беспокойная натура

Андрей Сергеевич Некрасов родился в Москве 4 июня 1907 года. Его мама была врачом и мечтала, что сын пойдет по ее стопам. Но Андрей с детства грезил морем…

«Когда мне исполнилось лет десять, — вспоминал Некрасов на склоне лет. — Одна симпатичная девочка со светлыми волосами преподнесла мне ко дню рождения букет незабудок и пожелала, как, наверное, ее научили родители, спокойной, безбурной жизни. Меня, помнится, обидело такое пожелание: этого еще не хватало!.. Я не желал покоя, напротив, хотел как можно больше узнать, увидеть, испробовать».

Однако прежде предстояло окончить школу. По ее окончании Некрасов работал чернорабочим, затем монтером и техником на Московской трамвайной станции. А потом сказал: «Довольно!», и в 1926 году отправился в Мурманск, где поступил матросом на траловый флот. И закрутило его, завертело…

«Я ловил треску в Баренцевом море. Мыл золото на Амуре, бурил нефть на Сахалине, выстаивал трудные вахты у раскаленных топок судовой кочегарки, бил моржей в Беринговом проливе, добывал китов в Тихом океане… Отстояв вахту, я от нечего делать много читал, и чем больше читал, тем больше хотелось мне и самому написать что-нибудь. Я завел толстую тетрадку и стал записывать туда все интересные случаи, свидетелем или участником которых мне приходилось быть».

Мало-помалу тетрадок набралось несколько, и Некрасов, подзуживаемый товарищами по экипажу, кое-что послал в столичные журналы. В детские журналы, потому что лучше всего у него, неисправимого романтика, получалось писать для детей.

К удивлению тех, кто подзуживал и насмешничал за спиной, рассказики и очерки из заветных тетрадок стали выходить один за другим. В «Мурзилке», в «Пионере»… Даже стихи печатались, подписанные псевдонимом «Топс»!

Так бы, наверное, все и продолжалось, если бы не несчастье, из-за которого Некрасов сам себя списал на берег. Еще в детстве перенес он тяжелую болезнь, которая через два десятка лет отозвалась тем, что у него начала «сохнуть» нога. Сначала Андрей работал в тресте «Дальморзверпром», потом перебрался в Москву, надеясь стать профессиональным литератором.

Забегая вперед, скажем, что окончательно уверился в том, что не зря сменил штурманский стол на стол писателя, Андрей Сергеевич Некрасов только после выхода «Врунгеля».

Через тернии

— Спорно, — сказали в «Пионере».

— Что-то не так? – с невинным видом осведомился Некрасов.

— Герои у вас какие-то… Капитан – враль, каких мало. Старший помощник слишком любит ром. А матрос, мало что иностранец, вообще карточный шулер.

— Согласен, — кивнул автор «Приключений». — Зато они гордо несут флаг Страны Советов по океанским просторам и, к тому же, дают должный отпор итальянским фашистам и японским милитаристам.

С этим спорить было мудрено: да, действительно, несут и дают, и как дают, всем бы так давать!

«Врунгеля» включили в издательский план «Пионера» на 1937 год. Но печатать решили не как повесть, а в виде расширенных подписей к большим рисункам.

— Это наш ответ заграничным комиксам! – заявили на редсовете.

Некрасов согласился, но с условием, что иллюстрировать «Врунгеля» будет Константин Павлович Ротов, находившийся тогда в зените славы.

— Не получится, — сказали ему. – Занят он. По самое горло. Хотя… Попробуйте, вдруг уговорите.

С художником Некрасов встретился в буфете издательства «Правда». Вернее сказать, там он подловил мастера карандаша и кисти, без разрешения подсел к нему и, не обращая внимания на робкие возражения, стал рассказывать содержание повести. Ротов сначала был мрачен, потом заулыбался и в конце концов согласился.

— Ладно, — сказал. – Убедили. Умеете. У меня уже руки чешутся.

С искренней благодарностью Андрей Сергеевич Некрасов впоследствии напишет:

«Не зря я так упорно добивался согласия Ротова на эту работу. С тех пор и у нас, и за границей многие художники брались за иллюстрацию этой книги, но лучшими, на мой взгляд, по-прежнему остаются первые иллюстрации, созданные Константином Павловичем Ротовым».

«Врунгеля» начали печатать в «Пионере» сериями по шесть эпизодов в каждом номере. Юные читатели были в восторге, о чем и сообщали в бесчисленных письмах. А вот специалисты по детской литературе единодушием не отличались. Однако по-настоящему разошлись их оценки два года спустя, когда «Приключения капитана Врунгеля» вышли отдельной книгой в своем полном, изначальном варианте. Некто В. Литвинов в газете «За коммунистическое просвещение» писал, что: «Приключения…» могут рассмешить только самого непритязательного читателя. И. Рахтанов в статье «Трактат о природе вранья, или Сигнал бедствия» предрекал повести скорое забвение и вообще называл ее вредной. Вместе с тем, наряду с жесткой, порой оскорбительной критикой, были и восторженные рецензии. Например, Лев Кассиль, признанный классиком детской литературы при жизни, предсказывал книге долгую и счастливую жизнь, восхищаясь юмором и неистощимой выдумкой автора.

Но что характерно, даже недоброжелатели не отрицали, что такую книгу мог написать только человек, беззаветно влюбленный в море и паруса. И это правда.

Персональный приз

С вводом в строй канала имени Москвы вблизи столицы появилось сразу несколько водохранилищ. Их требовалось, как тогда говорили, «заселить парусами». Яхты строились, оснащались, но хотелось, что называется, все и сразу. Москвичи ударили в набат, на который откликнулись ленинградцы, подарившие москвичам сразу двадцать яхт. Но и это были сущие крохи. К примеру, флотилия известнейшего в Москве яхт-клуба «Спартак» насчитывала всего шесть яхт: «Трильби», «Маир», «Дельфин» и три ленинградские «эмки».

— Смотрите! Андрей…

К яхт-клубу приближалась небольшая шлюпка. Человек в ней греб легко и уверенно.

— Привет, ребята.

Некрасов, заметно прихрамывая, сходил на берег и с головой погружался в предстартовую суматоху. Сам он в гонках не участвовал, понимая, что будет для спортсменов обузой, но советом помогал, да и руки у него были целы-здоровы.

— Знаете, где у меня дача? – сказал он однажды. — Знаете… Так вот, тот, кто первым завтра дойдет на яхте до пристани «Чивирево», получит мой личный приз. Персональный! Но чтобы никаких весел. Только под парусами!

В те годы страна жила не неделями, а «шестидневками». Единственный выходной выпадал, соответственно, на шестой день, двенадцатый, восемнадцатый. Понятно, что и гонялись спортсмены именно в эти дни. Но яхт на всех не хватало, на каждую лодку приходилось по два, а то и по три экипажа. И тут уж, кто успел, тот и… сел.

С первым пригородным поездом из Москвы, отходившим от Савеловского вокзала в в 6.15, участники «некрасовской» регаты прибыли на станцию «19-й километр» (нынче «Водники»). Открылись двери вагонов, и без пяти минут гонщики помчались к зданию яхт-клуба.  Кто первым прибежал, тот и получил паруса, а с ними право отправиться в сторону «Чивирева».

До дачи Некрасова было около восьми километров. Дом Андрея Сергеевича стоял удачно – все водохранилище, как на ладони. С невысокого холма Некрасов следил, как яхты лавируют, упорно продвигаясь к финишу. И вот осталось совсем немного…

— Неси, — Некрасов обернулся к жене.

Та скрылась в доме и через минуту появилась с подносом, на котором стояли хрустальный графин и хрустальная же рюмка.

Супруги прошествовали к пристани. Яхта-победительница пришвартовалась. Ее капитан выпрыгнул на согретые солнцем доски настила.

Некрасов взял графин и набулькал полную рюмку. Поднес с легким поклоном:

— Поздравляю!

Капитан сначала пригубил, потом опрокинул. Охнул, крякнул, поинтересовался:

— А команде?

— Шкотовым по чуть-чуть, — ответил Некрасов. – Каждый на борту должен свое место знать. А мечтать о другом. Так капитанами и становятся.

Честь имею

Свое место и в литературе, и в жизни Андрей Сергеевич Некрасов знал очень хорошо. Когда началась война, он отправился в военкомат проситься на фронт. Но ему, инвалиду-«белобилетнику», без лишних слов отказали. В октябре немцы были уже под Москвой. Кто-то паниковал, бежал из столицы, кто-то искал другие пути…

— Хочу на фронт!

Военком оторвался от бумаг, поднял голову. Перед ним стоял человек вполне еще призывного возраста, облаченный в мешковатый байковый лыжный костюм и в безразмерных валенках. Из-за такого странного одеяния крепок мужчина или худ, кряжист или немощен, было не разобрать.

— Почему раньше не приходили? – хмуро спросил военком. – Причина?

— Дурацкая, — ответил мужчина. – Документы украли, на руках только «белый билет», да и тот просроченный, инвалидность с меня давно сняли, а бумажка завалялась.

— Без документов, говоришь, — посуровел военком. – За такое в военное время в трибунал отправляют. Как дезертира!

— Вы меня лучше на фронт, — сказал Некрасов. — В обратную от трибунала сторону.

— Шутник, — качнул головой военком.

Читайте также  Роберт Редфорд: «Неудача лишь эпизод, а не конец жизни»

Обман открылся скоро, когда Андрей Сергеевич получал обмундирование. Гимнастерку, брюки и правый сапог натянул, а левый не может – нога-то кривая.

— Да у тебя же «сухотка»! – возмутился старшина, ведавший вещевым складом. – Как я тебя одену? — Однако расстарался, одел все же – в ботинки с обмотками.

Тут и отцы-командиры возмутились: зачем им увечный? Морока с ним. Но в тыл Некрасова не отправили, пристроили по хозяйству.

Только все вроде наладилось, как Некрасовым заинтересовались «органы». Подозрительно: документов нет, инвалид, все права дома сидеть, а он на передовую рвется…

— Встать! Вперед! Шаг влево, шаг вправо…

Увезли сухоногого. Помариновали в камере. Потом выдернули на допрос. Там-то и выяснилось, что таинственный «белобилетник» не шпион-лазутчик, а тот самый Андрей Сергеевич Некрасов – писатель, автор «Приключений капитана Врунгеля».

— Что же вы сразу не сказали?

— А вы, товарищ, не спрашивали.

В хозчасть стрелкового полка Некрасов не вернулся. Его направили во фронтовую газету. В ноябре 1943 Андрей Сергеевич был переведен в резерв ГлавПУРа. В 1944 году был комиссован из армии в звании лейтенанта в связи с инвалидностью.

Мирная жизнь

Нога ногой, но командировкам инвалидность не мешала. Некрасов много ездил по стране, описывая жизнь людей, к которым испытывал и любовь, и уважение – моряков, рыбаков, полярников. В 1953 году увидели свет сборник его рассказов «Завидная биография» и повесть «Судьба корабля», регулярно публиковались статьи и заметки по технике, океанографии, авиации, электричеству, истории корабельного дела. А в 1958 году сбылась мечта – были переизданы тиражом в 200.000 экземпляров «Приключения капитана Врунгеля»: чуть подновленные, слегка дополненные и снабженные презабавнейшим «морским словариком». На сей раз обошлось без высоколобой критики: то ли с юмором у людей стало лучше, а вернее – времена изменились к лучшему.

Некрасов был доволен: наконец-то он получил ту толику писательской славы, которой заслуживал, и жил так, как ему нравилось.

И прежде человек нескучный, остроумец, теперь Андрей Сергеевич в любой компании сразу становился ее душой, настолько он был расположен к людям, доброжелателен и открыт. Да и как иначе, если на любой случай, чего ни коснись, у него была своя история. И какая! Правда, слушателей порой терзали сомнения, не морочит ли им Некрасов головы, не водит ли за нос с превеликим для себя удовольствием. Но высказывать свои подозрения никто не решался, потому что Андрей Сергеевич был неизменно точен в деталях, никогда не сбивался, не путался. Ну как не поверить? Хотя, с другой стороны, как в такое поверить?

Вот одна характерная история «от Некрасова». Судите сами.

«Наследник Евы Браун». После войны в Москву привезли несколько яхт, принадлежавших высшему руководству гитлеровской Германии. Была среди них и личная яхта Евы Браун. Досталась она одному нерадивому капитану, который быстро «ухайдокал» судно до совершенно неприличного состояния. Яхту списали, хотели утилизировать, а попросту – сжечь, но я упросил отдать судно мне. Яхту назвал, конечно же, «Бедой». И что вы думаете? Когда яхту перегоняли ко мне в Чивирево, рассохшийся корпус не выдержал, и яхта затонула. Ее подняли, подлатали, но вскоре после ремонта «Беда» зацепилась стальными вантами за линию элетропередачи судоремонтного завода, загорелась и выгорела по ватерлинию. Больше уж я с ней возиться не стал.

Да, любил Некрасов наводить тень на плетень. Не всем, но многим сообщал доверительно, что возглавляет некий закрытый Клуб капитанов, куда входят самые знаменитые моряки. И в доказательство показывал «клубный» значок: черный прямоугольник с капитанским шевроном торгфлота.

Скромничая, сам о себе Андрей Сергеевич говорил, как о «старом усталом господине», а на самом деле и машину водил, и на коньках катался, несмотря на увечье, и с техникой был «на ты» — всем все чинил-правил. И женщин любил – был женат не раз, не два… и все по большому чувству!

Однако самым важным для него всегда была литература. А из его книг самой любимой — «Приключения капитана Врунгеля». Читатели с этим были согласны.

И без того огромную популярность повести сначала приумножил художественный фильм «Новые приключения капитана Врунгеля" с участием Михаила Пуговкина по сценарию Александра Хмелика, а потом мультсериал Давида Черкасского. Правда, в мультфильме сюжет подправили, превратив Фукса в похитителя Венеры Милосской и направив по следам «Беды» итальянских мафиози. Но все равно получилось здорово!

В 90-е годы прошлого века, уже после кончины писателя 15 февраля 1987 года, «Врунгеля» издали рекордным тиражом в 2 миллиона экземпляров. Повесть перевели на английский, армянский, болгарский, венгерский, грузинский, туркменский и узбекский, японский и многие другие языки. И это ничего, что в Польше капитан Врунгель превратился в капитана Залганова, в Чехии – в капитана Жванилкина, в Германии – в капитана Флюнкериха. Суть-то не меняется! Главное, чтобы смелым был, отважным и, конечно, правдивым. Иначе в море плохо. Да и на берегу сложно. Потому что, как говаривал Христофор Бонифатьевич Врунгель: «Нет плохих судов, нет плохих ветров, есть плохие капитаны».

И это так же верно, как сказанное Андреем Сергеевичем Некрасовым: «Оглядываясь назад, я с удовлетворением отмечаю, что не зря потратил время на эту книгу».

Не зря. Спасибо.

***

Избранные страницы из судового журнала яхты «Беда»

К сожалению, вынуждены констатировать, капитан Врунгель… нет, нет, что вы!.. всего лишь ошибался.

«- Ах, молодой человек, сколько непередаваемых картин, сколько неизгладимых впечатлений ждет вас впереди! Тропики, полюса… Я, знаете, всем этим бредил, пока сам не поплавал.

— А вы разве плавали? — не подумав, воскликнул я.

— А как же! — обиделся Врунгель. — Я-то? Я плавал. Я, батенька, плавал. Очень даже плавал. В некотором роде единственный в мире кругосветный поход на двухместной парусной яхте. Сто сорок тысяч миль. Масса заходов, масса приключений… Есть что вспомнить, есть что порассказать!»

Увы и ах: не было кругосветного плавания, как не было и 140.000 миль за кормой. Однако все по порядку.

В повести не назван пункт отправления яхты. Ясно лишь, что это – Балтика, и если учесть, что в то время единственным советским портом был Ленинград, то резонно предположить, что он и был местом старта.

Два слова о самой яхте:

«Ну, стал я искать судно, подходящее для выполнения задуманного плана, и, представьте, нашел. Как раз то, что нужно. Точно для меня строили. Яхта, правда, требовала небольшого ремонта, но под личным моим наблюдением ее в два счета привели в порядок: покрасили, поставили новые паруса, мачты, сменили обшивку, укоротили киль на два фута, надставили борта… Словом, пришлось повозиться. Но зато вышла не яхта — игрушечка! Сорок футов по палубе. Как, говорится: «Скорлупка во власти моря».

Читатели помнят, что отплытие не обошлось без происшествий. Яхта никак не хотела трогаться с мета. Пришлось призвать на помощь буксир.

«Вдруг что-то ухнуло, яхта накренилась, я на мгновение потерял сознание, а когда очнулся, смотрю — конфигурация берегов резко изменилась, толпы рассеялись … А под бортом у нас целый зеленый остров. Я посмотрел — и все понял: плотники недоглядели, поставили свежий лес. И, представьте, за лето яхта всем бортом пустила корни и приросла. А я еще удивлялся: откуда такие красивые кустики на берегу?»

Тогда же яхта «Победа» превратилась в «Беду» потеряв при рывке буксира две буквы в названии. «Так на «Беде» и пошли», — говорит Врунгель.

При свежем ветре яхта миновала Зунд, Каттегат и Скагеррак, и бросила якорь в одном из норвежских фьордов. Там капитан Врунгель, к стыду своему, дважды лопухнулся: сначала из-за прилива превратил «Беду» в поплавок, не вытравив якорь, а потом из-за отлива подвесил ее высоко между скалами.

Приняв на борт сотни спасшихся от пожара белок, «Беда» вышла в море и взяла курс на Германию. Однако вместо этого пришлось идти к Доггербанке спасать терпящих бедствие норвежских рыбаков. Вот как была организована спасательная операция:

«Я… зашел на ветер, повернул оверштаг и вместе с волной на всех парусах пошел фордевинд полным ходом. Расчет тут был самый простой: у «Беды» осадка небольшая, а волны — как горы. Удержимся на гребне — как раз и проскочим над палубой. Ну, знаете, норвежцы уже отчаялись, а я тут как тут. Стою в руле, правлю так, чтобы не зацепить за мачты, а Лом ловит потерпевших прямо за шиворот, сразу по двое. Восемь раз так прошли и вытащили всех — шестнадцать человек во главе с капитаном».

Спасенных «Беда» доставила в норвежский Ставангер, после чего отправилась в Гамбург. Там Врунгеля и Лома едва не арестовали за контрабанду, однако Христофору Бонифатьевичу удалось доказать, что белки на борту на самом деле составная часть ходовой машины.

«Грызуны… ошалели от света, от свежего воздуха, понеслись как бешеные одна за одной по ступенькам внутри колеса. Вся наша машина закрутилась, и «Беда» без парусов пошла так, что полицейские на своем катере насилу за нами угнались».

Потом была Голландия, Роттердам, куда Врунгель зашел, дабы ознакомиться со знаменитым селедочным делом. Там же он сделал эпохальное открытие, «что каждая селедка — рыба, но не каждая рыба – селедка», и взял подряд на доставку табуна голландских селедок в Северную Африку.

Читайте также  Опасные игры с китами

Миновав Английский канал, «Беда» зашла в Кале. Селедки разбегались, как тараканы, поэтому Врунгель счел целесообразным взять на борт еще одного матроса. Так в команде появился Фукс.

Близ острова Уайт «Беда» повернула направо и пошла в Саутгемптон. В Англии яхте довелось принять участие в гонках. Отчего-то многие считают, что победу в них «Беде» обеспечили бутылки шампанского, откупоривая которые, команда придавала судну реактивное ускорение. Это ошибка! Не было шампанского. Были бутылки виски с содовой. Просьба не путать.

Завернув в Портсмут, чтобы забрать из адмиралтейского дока селедочный табун, «Беда» вышла в Атлантический океан. Обогнув Бретань и миновав Бискайский залив, а также Гибралтар, пройдя Средиземным морем, яхта, а с ней и селедки, прибыла в Александрию. Характерно замечание Христофора Бонифатьевича:

«В древности Египет славился, и Александрия славилась на весь мир. А в тот наш заход порт этот не представлял для любознательного путешественника ровно никакого интереса. Только разговор, что, мол, Египет — страна фараонов и так далее. А зайдешь — и посмотреть не на что».

Сдав следок не поштучно, а по весу, «Беда» сделала рейс вверх-вниз по Нилу, дабы запастись недорогим провиантом.

Вообще-то первоначально Христофор Бонифатьевич намеревался идти через Атлантику к Панаме, но раз уж оказались в Александрии, пошли через Сэцкий канал.

«К ночи прошли Суэц, тут заштилели и простояли около двух суток… Утром потянул ветерок. Мы подняли паруса и вышли в Красное море».

Миновали Аден, двинулись вдоль берегов Эритреи. Тут случилась закавыка: вытащили из моря итальянского унтер-офицера Джулико Бандитто, доставили его на берег, но вместо благодарности экипаж «Беды» был арестован. И если бы не находчивость Фукса, засадившего поле макаронами и орошавшего их чистым спиртом, может, и не выкрутились бы.

Обогнув мыс Гвардафуй, «Беда» направилась к югу. Плавание сопровождалось рядом знаменательных событий. К примеру, при пересечении экватора Лом с Фуксом подумали, что переодевшийся Нептуном капитан сошел с ума. Ну, и так далее…

Но почему так упорно и именно на юг? Врунгель поясняет:

«Не удивляйтесь, взгляните на глобус: идти вокруг света вдоль экватора долго и трудно…. У полюса же вы легко можете хоть пять раз в день обойти земную ось кругом, тем более что и дни там, на полюсе, бывают до шести месяцев продолжительностью».

Однако берегов Антарктиды достичь «Беде» не довелось. Любуясь айсбергом и возмущаясь наглецом тюленем, Христофор Бонифатьевич опромечтиво выстрелил из ружья, айсберг сделал «оверкиль» и вознес «Беду» на свою вершину. Пришлось поднимать паруса и двигаться к экватору. Там лед растаял, айсберг сделал «кувырок» и спустил яхту на воду. «Беда» вновь двинулась к Антарктиде и снова не достигла ее: пытаясь подлечить прихворнувшего кашалота, Врунгель забросил аспирин тому в дыхало, кашалот чихнул и запулил «Беду» прямо на палубу огромного военного корабля.

Оказалось, на этом корабле пребывает международный комитет по охране китов от вымирания. По мнению коего, лучшее средство спасения от вымирания – уничтожение китообразных. А экипаж «Беды», наоборот, пытался оказать кашалоту посильную медицинскую помощь. В наказание «Беда» вместе с экипажем была сгружена на безымянный островок, и если бы не находчивость Врунгеля и не льдина с пингвинами, помереть бы команде от голода.

На радостях экипаж организовал баньку. Гранит раскалился, лопнул, взорвался… И пути команды разошлись: Врунгель с Фуксом оказались на досках посреди океана, а «Беда» исчезла вместе с Ломом.

Нам не известны подробности дальнейшего пути яхты, мы лишь знаем, что экипаж воссоединился в окрестностях Рио-де-Жанейро. Получается, что либо яхта пересекла Тихий океан, обогнула мыс Горн и поднялась к Северу, либо, напротив, ее снесло на Запад, она пересекла Атлантику и опять же поднялась ближе к экватору. Можно выбирать, кому что больше нравится.

Зато нам известен маршрут Врунгеля и Фукса: Тихий океан, Гавайские острова, Южная Америка, Амазонка, порт Пара, и… о, Рио, Рио!

И вновь дадим слово капитану Врунгелю:

«Из Бразилии наш путь лежал дальше на запад…  Ветерок дул, как по заказу, из-под носа буруны, за кормой дорожка, паруса звенят, снасти обтянуты. Миль по двести за сутки отсчитывали, а сами сложа руки сидели… Обогнули мыс Горн, прошли мимо Новой Зеландии и благополучно прибыли в Сидней».

Там, среди прочих приключений, было плавание на проа, в котором команда Врунгеля была в роли убегающих, а местные дикари во главе с коварным японским адмиралом Хамурой Кусаки, в роли догоняющих.

Покинув берега Австралии, «Беда» устремилась к Новой Гвинее. Там яхту накрыл тайфун, и она потеряла весь такелаж. Попытка использовать в качестве движителя воздушный змей привела к тому, что Лома унесло неизвестно куда. Поставив вместо мачты пальму с ближайшего кораллового атолла – как была, с листьями и орехами, Врунгель повел «Беду» к островам Восходящего Солнца.

Два дня спустя  в тумане «Беду» протаранил миноносец: «…страшный удар, борта затрещали, вода хлынула на палубу, и «Беда», рассеченная пополам, стала медленно погружаться в пучину».

Именно здесь, где-то между Новой Гвинеей и Японией, и завершилось плавание «Беды» капитана Врунгеля.

Дальше было путешествие на пальме по Тихому океану и на борту английского сухогруза до Канады. В кочегарке этого судна экипаж невинно утопшей «Беды» вновь соединился. Затем состоялся беспримерный переход на санях, запряженных коровой и волчонком, до форта Юкон на Аляске. Оттуда через Берингов пролив, минуя остров Лаврентия, на Чукотку. И вот он, Петропавловск-Камчатский! А через полгода в город пришла… «Беда». Оказалось, это зловредный Хамура Кусаки решил себя за капитана Врунгеля выдать. Но был разоблачен и даже пытался сделать себе харакири.

А дальше… дальше конец истории. И приключениям конец. А что не получилась кругосветка, так на то и море, с ним только нас страницах книжек шутки хороши. А вообще оно серьезных людей уважает, ну, как тот же капитан Врунгель, например.

***

Избранные страницы из биографий экипажа «Беды»

Христофор Бонифатьевич Врунгель – капитан «Беды», человек в годах, с опытом. На редкость изобретателен. Как пример: чтобы подтянуть лишенную рангоута «Беду» к тропическому острову, соорудил рогатку из подтяжек и зашвырнул на берег шлюпочный якорь. Практичен. Умеет ездить верхом. Готов учиться, учиться и учиться: будучи в Австралии, сначала овладел азами, а потом выиграл матч по гольфу. Излишне полноват, что, впрочем, не мешает ему в кулачном бою с английским аристократом и в погоне за кенгуру. Стойко переносит физически страдания, в частности, зубную боль (более того, смог на больной зуб принять сигнал «SOS»). После того, как оставил практическое судовождение, стал преподавателем навигации в мореходном училище. Сменил китель и капитанскую фуражку на толстовку и пенсне. Лишь в периоды острых респираторных заболеваний преображался в себя прежнего, что отчасти свидетельствует о склонности к галлюцинациям.

Лом – старший помощник капитана. Бывалый моряк огромного роста и огромной силы. Наивен, исполнителен, однако все распоряжения капитана понимает буквально. Как-то, получив приказ надраить медь на палубе, чуть не поджег «Беду». Имеет слабость к спиртному. Как-то так принюхивался к оставленной на столе бутылке рома, что сбился с курса. Изрядный кулинар. Как-то приготовил такой обед, что еле спас кастрюлю от жирафа. Любит петь, хотя не умеет. Как-то, прячась в кочегарке, запел, и его подвывания были приняты за стенания привидения. Увлекается поэзией, о чем свидетельствуют следующие (и единственные известные нам) поэтические строки: «Я старший помощник с корвета «Беда»./ Его проглотила морская вода./ И вот я теперь чужом корабле/ Сижу, как преступник, на жестком угле». Боится высоты. Как-то, чтобы заставить Лома прыгнуть со скалы в море, Врунгелю пришлось вручить своему помощнику бинокль, чтобы вода казалась поближе. В конце концов становится капитаном яхты.

Фукс – был нанят Врунгелем в качестве матроса во французском Кале. Оказался карточным шулером, решившим «сменить климат». Изначально трусоват, вороват и хитер, хотя и доверчив: в Египте приобрел крокодильи яйца вместо страусиных. Однако вскоре проявил до того скрытые лучшие свои качества: добр, терпелив, отважен – стойко переносил все невзгоды и тяготы дальнего плавания, притом что подвержен морской болезни. Невысок, носит щетинистую бородку и широкополую шляпу. По-немецки «Фукс» означает «лисица», что, возможно, говорит о национальной принадлежности; вместе с тем порой безрассуден, что говорит против. По завершении приключений команды «Беды», остался в СССР и поступил на кинофабрику в качестве характерного актера – играть злодеев, чему весьма способствовала его своеобразная внешность. Упомянутые выше лучшие качества артистической карьере Фукса не помешали.

ИллОпубликовано в Yacht Russia №26 (12 — 2010)

Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru