Мопассан любил женщин. Но прежде – море и паруса
Текст Сергея Борисова, журнальный вариант
Мопассан стоял у руля. «Милый друг» шел круто к ветру. Матросы – и Бернар, и Ремон – следили с парусами. Из люка вынырнул юнга. В руках у него был поднос, на котором стояли бутылка шампанского и хрустальный бокал. Белоснежная салфетка прикрывала тарелку с фруктами. Как мальчишка удерживал поднос, при таком-то ветре и волнении, оставалось загадкой. Хотя он был настоящим «морским волчонком», за то и ценили.
Ги де Мопассан переложил руль. Яхта послушно сменила курс. Светило солнце, море играло бликами. Жизнь была хороша. Жизнь удалась!
…Свою первую яхту писатель купил после выхода романа «Милый друг». Словно по мановению ангельского жезла, он стал богат, и наконец-то смог позволить себе то, о чем мечтал с самого детства. В самом первом дошедшем до нас письме тринадцатилетний Ги упрашивает мать купить ему лодку. Ему был обещан бал по случаю начала летних каникул, а он умоляет: «Не надо бала, не хочу, мне бы лодку, Это единственная мысль, занимающая меня».
Он страстно любил море и столь же страстно завидовал морякам и рыбакам с их походкой вразвалочку, с их обветренными лицами и выгоревшими на солнце волосами. Но мать категорически запрещала ему водиться со всякой «швалью», и Ги только смотрел на них издалека и завистливо вздыхал. А когда жар зависти становился невыносим, он бросался в волны, чтобы море охладило и успокоило его.
Он стал прекрасным пловцом, а потом, став старше, но еще не заявив о себе на литературном поприще, еще и отличным гребцом. Это было уже в Париже. Летом он жил в предместье, недалеко от Сены, и вставал до зари, чтобы пройтись на веслах по реке. После службы, которую Мопассан терпеть не мог, хотя вынужден был терпеть, он снова отправлялся на берег, садился в лодку и брался за весла.
Не обходилось без приключений. Доводилось Мопассану спасать утопающих и вылавливать утопленников, последних на его «личном счету» одиннадцать. Но река – не море, и лодка – не яхта. Грех было жаловаться на настоящее, но мечталось о другом…
Роман «Милый друг» сделал его знаменитым, и зимой 1885-1886 года он позволил себе ранее невозможное — купил яхту. Писатель приобрел ее у своего собрата по перу Поля Соньера. Яхта была длиной 11 метров и водоизмещением 9 тонн; на ней имелось четыре спальных места для пассажиров, а всего судно могло взять на борт восьмерых.
Вопрос о названии не стоял – писатель окрестил яхту «Милый друг», — в отличие от вопроса о команде. К этому следовало отнестись со всей серьезностью, и Мопассан обратился за рекомендацией к своему доброму знакомому капитану Мютерсу. Тот посоветовал обратить внимание на опытного морского волка по имени Бернар. Мопассан встретился с протеже Мютерса, расспросил, доводилось ли тому плавать на небольших судах с гафельной оснасткой, и, получив утвердительный ответ, нанял моряка. Жалование Бернару было положено очень приличное, но «капитан Ги» впоследствии ни разу не пожалел о своем выборе.
«Бернар был тощ, гибок, удивительно чистоплотен, заботлив и осторожен, – так описывает его Мопассан в одной из своих новелл. – У него была борода по самые глаза, сиявшие добрым взглядом, и добрый голос… Но в море все беспокоило его – и внезапно возникшее волнение, которое вызывал летящий над открытым морем бриз, и… туча, свидетельствующая о мистрале на западе, и даже растущие показания барометра, которые могли свидетельствовать об урагане с востока».
Бернар и впрямь оказался на редкость умелым моряком, да к тому же, беззаветно преданным хозяину «Милого друга». Где-то через полгода, осенью, Мопассан решил увеличить команду «Милого друга». Бернар посоветовал принять на борт своего шурина Ремона, который не только отменный матрос, но и великолепный кок.
О Ремоне Мопассан тоже оставил строки:
«Это был сильный, смуглый и усатый парень, неутомимый и смелый, столь же преданный и честный, как и другой (Бернар), но не такой подвижный и нервный, более спокойный, более покорный сюрпризам и коварствам моря».
Что иногда веселило, а порой раздражало Мопассана, так это потрясающая «несговорчивость» своих матросов. Они без конца пикировались – беззлобно, по-родственному, но отчаянно, никогда не уступая. Если Бернар говорил, что ветер будет восточным, то Ремон обязательно возражал: «Нет, западным». И так во всем, что касалось плавания. Иногда матросы входили в такой раж, что Мопассану приходилось одергивать их, указывая на то, что ни один из них не является повелителем погоды, она и рассудит.
Был у Ремона и еще один недостаток, причем весьма серьезный. Человек, плававший на небольших судах, подтвердит, насколько существенный. Ремон храпел. Надо было всенепременно заснуть раньше его, иначе хриплые рулады и сотрясающиеся переборки уже не позволяли это сделать. Часто «капитану Ги» не везло, и тогда, поворочавшись с полчаса, он будил Ремона и отправлял его спать на палубу. Ремон понуро отправлялся на нос яхты, подальше от капитанской каюты, а Мопассан возвращался к себе и наконец-то засыпал.
Конечно, трепетная опека, которой окружал хозяина «Милого друга» Бернар, и храп его шурина подчас тяготили Мопассана, но не настолько, чтобы расстаться со своей командой. Ведь главное – это были отличные моряки! Они не раз показывали свое мастерство во время штормов, когда Мопассан был у руля, а они бесстрашно управлялись с парусами.
Писатель был доволен своим судном. Всякий раз, поднимаясь на борт яхты, Мопассан испытывал прилив гордости. Он любовался тиковой палубой, такелажем, штурвалом из красной меди…
Однако со временем, как всякому человеку, тем более моряку, ему захотелось большего и лучшего. Были к тому и объективные причины. Во-первых, яхта оказалась неважным ходоком, особенно в свежий ветер. Из-за повышенной валкости, на острых курсах ее постоянно захлестывали волны. Во-вторых, по свидетельству слуги писателя Франсуа Тассара, писателя оскорблял неказистый вид судна. И если с черным цветом, в который была покрашена яхта, можно было справиться, то ее не слишком изящный корпус исправлению не подлежал.
В конце января 1888 года Мопассан отправляется в Марсель. Цель вполне конкретна – осмотреть яхту «Зингара», а возможно, и купить ее. Верные Бернар и Ремон, предупрежденные по телеграфу, прибыли в Марсель чуть ранее. Мнение своей команды Мопассан тоже собирался бросить на чашу весов.
Яхта оказалась потрясающей! Не раз участвовавшая в гонках и побеждавшая в них. Одновременно изящная и величавая. Мореходная. Длиной 14 метров 60 сантиметров, водоизмещением 20 тонн. С двумя мачтами и роскошным гафельным вооружением. Построена яхта была из шотландского белого дуба на лаймингтонских верфях в Англии. Внутри корпуса – кают-компания на десять персон и комфортабельная каюта для хозяина. В общем, если сравнить с «Милым другом», это был настоящий плавучий дворец.
— Ну, что?
— Великолепно! — сказал Ремон.
— Превосходно! – едва ли не впервые на памяти Мопассана согласился со своим шурином Бернар.
Не торгуясь с владельцами яхты – двумя марсельскими коммерсантами, писатель заплатил за яхту 7000 франков. Лишь только были улажены все формальности, как на борту яхты появилось новое имя: «Зингара» превратилась в «Милого друга-II».
Еще Мопассан распорядился покрыть корпус до ватерлинии красной медью, оставив борта белыми, и выписал из Англии паруса лучшей в то время фирмы «Липтон». Тогда же на яхте появился новый член экипажа юнга Бертран.
…Ранним утром «Милый друг-II» покинул Марсель. Предполагалось, что они достигнут Канн за два-три дня. Но разыгралась волна. Ветер играл клочьями пены. Бернар настороженно вглядывался в даль. Ремон бодрился. Франсуа Тассар, сопровождавший Мопассана, был мертвенно-бледен и, казалось, медленно «умирал» на своей койке. Юнга носа не показывал с камбуза. А Мопассан был счастлив!
— А славно, сударь, идем, черт меня побери, — сказал Бернар, в голосе которого было поровну восхищения и опаски.
Когда «Милый друг-II» пришвартовался у набережной в порту Канн, он тут же стал одной из главных достопримечательностей города. Благородно уступая, впрочем, первенство своему хозяину.
Толпы зевак собирались поглазеть на красавицу яхту с красно-белым флажком на мачте. Команда «Милого друга» пыжилась от гордости и удовольствия.
Мопассан жил неподалеку на вилле «Континенталь». Он работал над новыми книгами, но каждое утро отправлялся в порт.
По утрам, бросив в окно горсть песку, его будил Бернар:
— Погодка подходящая, сударь.
— Ветер какой?
— Береговой.
— Хорошо, иду.
Рассветным городом, еще пустынным, тихим, писатель спускался к набережной. «Милый друг» ждал его. Мопассан поднимался на борт, с наслаждением вдыхая запах соли и палубного лака. Вот теперь он был доволен. Теперь его яхта — вся, от киля до клотика, – истинный символ его успеха, его благосостояния и могущества. Фактически – его второй дом. Его второй «письменный стол».
В этой красивости нет преувеличения, на борту «Милого друга» были написаны несколько сборников новелл и удивительная вещь «На воде». Это и очерки, и эссе, и размышления, и заметки, равно осененные огромным талантом и объединенные описанием недельного путешествия на яхте «Милый друг».
Вот небольшой фрагмент из этой книги:
«Милый друг» был готов к отплытию. Спустившись в салон, освещенный двумя свечами – они висели в ногах над диванами, служащими ночью для спанья, — я облачился в морскую кожаную куртку, надел теплую фуражку и снова поднялся на палубу. Канатные привязи были уже спущены, и оба матроса, вытягивая из воды цепь, приводили корму яхты к отвесному положению над якорем. Затем они поставили большой парус, медленно поднявшийся под монотонный скрип блоков и реи. Он вставал широким бледным пятном среди ночи, заслоняя собой небо и звезды, и уже трепетал на ветру.
Матросы втаскивали якорь; я взялся за румпель, и судно, словно большой призрак, скользнуло по спокойной воде. Чтобы выйти из порта, нам приходилось лавировать между дремлющими тартанами (тартана — однопалубное судно с тремя небольшими мачтами. – С. Б.) и шхунами. Мы медленно направляли яхту то к одной набережной, то к другой, таща за собой нашу короткую круглую шлюпку, и она следовала за нами, как следует за лебедем его птенец, едва вылупившийся из яйца.
Как только мы очутились в фарватере, между молом и квадратным фортом, яхта встрепенулась, ускорила ход и как будто оживилась, словно ее охватила веселость. Она плясала на легких волнах, бесчисленных и мелких, на этих подвижных бороздах безграничной равнины. Выйдя из мертвых вод порта, она почувствовала живое движение моря.
Зыби не было; я направил яхту между городской стеной и бакеном, который носит название «Пятьсот франков» и указывает свободный проход судам. Затем, пройдя по ветру, я начал огибать мыс».
Морские прогулки Мопассана были кратки и безмятежны. Он был настолько умиротворен, что не испытывал потребности в дальних плаваниях. Его не влекли новые берега. Вильфранш, Ницца, Канны, Сен-Тропе, Марсель, Портофино, Антиб…Он так любил эти места, считая их красивейшими на свете, что отказывался сравнивать их с чем-либо еще. Зачем, если сравнение заведомо напрасно.
На стоянках Ги де Мопассан часто принимает гостей, проводящих время в приятном безделье на Лазурном берегу. На борт «Милого друга» поднимаются герцог Шартрский и принцесса де Саган, маркиза де Галифе, графиня Потоцкая и бесподобная Женевьева Стро. Радушный хозяин, Мопассан подчас разыгрывал перед дамами настоящие представления. Иногда нырял головой вниз, а потом кружил вокруг яхты, мощные загребая мускулистыми руками. Потом, поднявшись по штормовому трапу на палубу, лихо облизывал усы. Мужчины завидовали; женщины заливались краской и аплодировали. А Мопассан — вот же истинный герой! – невозмутимо начинал насвистывать песенку из репертуара буживальских лодочников.
Все было так хорошо, так безмятежно, что, казалось, и быть не может иначе. Оказалось – может. К Мопассану, как хищный зверь на мягких лапах, подкрадывалась болезнь. Команда видела, что с хозяином «Милого друга», который, по их словам, «был на судне столько же капитаном, сколько и товарищем», происходит что-то неладное.
Мопассан мучился головными болями, его жизнь постепенно превращалась в сплошной кошмар. Периоды безудержного веселья сменялись все более долгими отрезками глубокой депрессии.
Писатель обращается к лучшим парижским врачам, но не слишком верит советам эскулапов. И тогда он едет на море, надеясь на старое доброе средство, которое его всегда выручало, — на море и «Милого друга».
И вот подняты паруса. «Милый друг» держит курс к берегам Италии. Сменяют друг друга Генуя, Портофино, Санта-Маргерита… Мопассан силится забыть, не думать о Франции, о своем безумном брате, о своих собственных страхах закончить дни в сумасшедшем доме. Но жизнь на борту уже не приносит ему было облегчения. У писателя стремительно развивается клаустрофобия – он уже не может подолгу находиться в своей каюте. В Санта-Маргерите Помассан сходит на берег, признавая свое поражение.
…Болезнь сгибает его. С каждым месяцем ему становится все хуже. Мопассана преследуют призраки, иногда это он сам, и с самим собой он ведет долгие бессвязные разговоры. У них единственный лейтмотив – смерть.
Он вновь обращается к врачам, но знаменитый доктор Бланш говорит строптивому пациенту:
«Яхта – прекрасная игрушка для здорового молодца, любящего кататься по морю и катать своих друзей, но это отнюдь не место отдыха для человека, утомленного и телом, и духом, как вы. В хорошую погоду вы обречены на неподвижность под палящим солнцем на раскаленной палубе, подле слепящего глаза паруса. Во все прочие дни – под дождем, в маленьких портах – это и вовсе несносное жилище. Я хотел бы видеть вас в полном уединении, в здоровой местности – и чтобы ни о чем не думать, ничего не делать, и главное, не принимать никаких лекарств!»
Поведав о «приговоре» доктора в подробном письме своей матери, Мопассан признается, что пребывает в нерешительности относительно того, где отдохнуть. «В любом случае, — пишет он, — я закажу для моей яхты очень плотный тент во всю длину палубы, который обеспечит мне маленькое, но прохладное убежище, как бы солнце ни пекло в портах».
В 1891 году он вновь отправляется в Канн – чтобы увидеть «Милого друга», чтобы увидеть море и солнце. Один вид любимой яхты возвращает ему надежду на лучшее. Мопассан снова берется за перо, хотя до того головные боли на протяжении многих недель не позволяли ему этого. Он пишет:
«Паруса моей яхты из тонкого нового полотна бросали под августовским солнцем огненные блики на воду; они были похожи на серебряные шелковистые крылья, распустившиеся в бездонной голубизне неба. Три ее фока улетают вперед – легкие треугольники, округляющие дыхание ветра; главный фок, упругий и огромный, проколот гигантской иглой мачты, возвышающейся на восемнадцать метров над палубой, а грудь выдается вперед. Позади всех, словно спящий, последний парус – бизань».
Целые дни проводит писатель на борту «Милого друга». Он сам стоит у руля, направляя яхту то в Сан-Рафаэль, то в Ниццу, где на вилле, возвышающейся над бухтой Ангелов, живет его мать с невесткой и внучкой.
…Болезнь отступила, но не сжалилась. Она всего лишь отступила, чтобы вернуться во всем своем ужасе и безысходности.
Мопассан постепенно сходил с ума. Его поведение становилось непредсказуемым. Менялся он и внешне: отеки и глубоко запавшие глаза делали лицо неузнаваемым.
В августе 1891 года писатель пытался застрелиться, но верный Франсуа Тассар предусмотрительно вынул из револьвера патроны. В январе 1892 года новая попытка самоубийства, на этот раз Ги де Мопассан пытался сначала перерезать себе горло, а затем выброситься в окно.
С тех пор Бернар, ставший капитаном «Милого друга», и Ремон безотлучно находились при своем капитане, которому становилось все хуже.
Когда речь пошла о госпитализации, и доктор Бланш прислал санитаров, дабы те сопроводили пациента в психиатрическую клинику, друзья писатели уговорили их сначала заехать в порт. Вот как пишет об этом первый биограф Мопассана, Альберт Лумброзо:
«Они подумали, что зрелище любимой яхты, может быть, пробудит его угаснувшую память, подстегнет его сознание, некогда столь ясное и исчезнувшее теперь. Связанного, с руками, стянутыми смирительной рубашкой, несчастного повели на берег. «Милый друг» тихо покачивался в море… Синее небо, ясный воздух, изящные очертания любимой яхты — все это, казалось, успокоило его… Его взгляд смягчился… Он долго рассматривал свой корабль меланхолическим и нежным взором… Губы его зашевелились, но не произнесли ни слова. Его увели. Он много раз оборачивался взглянуть на «Милого друга». У всех, кто тогда окружал Ги, на глазах были слезы».
Он уходил, приволакивая ноги, и прохожие с удивлением и брезгливостью взирали на приземистого мужчину с опухшим лицом и глазами навыкате. Шейный платок скрывал перевязанное горло. А на борту «Милого друга» стояли Бернар и Ремон и плакали, глядя вслед «капитану Ги». И не стеснялись, не таили слез.
Последние месяцы жизни писатель уже не приходил в себя. С губ его срывались лишь отдельные слова. Окружающее и окружающие перестали его волновать, беспокоить, тревожить, страшить.
Ги де Мопассан умер 6 июля в 11 часов 45 минут. Последние его слова были: «Тьма! О, тьма!»
Спустя неделю после смерти Мопассана, 14 июля 1893 года газета «Фигаро» напечатала следующее письмо в редакцию:
«Господин главный редактор. Слишком поздно узнав о смерти моего бывшего и оплакиваемого хозяина, г-на Ги де Мопассана, мы не могли, Ремон и я, его матросы, своевременно доставить вам этот венок, смиреннейший знак нашей преданности ему и нашей признательности. Берем смелость просить вас, господин главный редактор, возложить этот венок на его могилу и выразить его семейству самые искренние чувства соболезнования от его верных и преданных матросов.
Бертран и Ремон.
Соблаговолите принять, господин главный редактор, мою живую и искреннюю благодарность, а также уверения в глубоком уважении.
Бернар, бывший капитан «Милого друга».
А что же «Милый друг»? Бернар, Ремон и Бертран не хотели, чтобы яхта попала в чужие равнодушные руки. Они оттягивали ее продажу, обращались к друзьям Мопассана, к писателям Франции, к правительству – все напрасно. И яхта Мопассана была продана богачу и повесе графу Бартелеми. Тот не сразу, но все же сменил название, и, наверное, это было к лучшему. Яхта Мопассана последовала за своим хозяином — в неизведанное.
Досье
Анри Рене Альберт Гюи де Мопассан (Henri Rene Albert Guy de Maupassant) родился 5 августа 1850 года во Франции, в замке Миромениль близ Турвиля-сюр-Арк. Отец его был из обедневшего дворянского рода, мать из буржуазной семьи. В 1869 году Мопассан окончил руанский лицей. В 1870-1871 годах рядовым принимал участие во франко-прусской войне. После войны поступил на службу в Морское министерство, затем служил в Министерстве народного просвещения. В 1880 году, после успеха его повести «Пышка», оставляет службу и становится журналистом. Одновременно продолжает писать рассказы, а затем и романы. Становится одним из самых популярных писателей Франции. И не только – о творчестве Мопассана благожелательно отзываются Иван Тургенев и Лев Толстой. Доход писателя вырос до 60 тысяч франков в год, что позволяет ему поддерживать мать и семью больного брата. К 1883 году у писателя свой дом в Этрета и в Канне, который позднее становится портом приписки его яхты «Милый друг». С 1884 года Ги де Мопассан начал страдать от нервных расстройств. Прогрессирующая болезнь заставила положить Мопассана в клинику, где писатель находился до самой смерти, которая наступила 6 июля 1893 года. Причиной кончины писателя был назван прогрессивный паралич мозга.
Опубликовано в Yacht Russia №19 (5 — 2010)