TATTOO: чисто морская история

Tattoo нынче – модный тренд! Есть специализированные тату-салоны, выпускаются альбомы рисунков для татуировок, проводятся всемирные слеты татуировщиков и их клиентов. При этом редко вспоминают о «морском следе» татуажа. А ведь это моряки Джеймса Кука познакомили с ним просвещенную Европу, а сподвижники Ивана Крузенштерна – Россию.










Я думаю, что тело – это в каком-то смысле дневник

Джонни Депп

Текст Сергея Борисова

Tattoo, или искусство нанесения «несмываемых» рисунков на кожу, нынче популярна, как никогда прежде. Татуировки – модный тренд, что доказывают рок-музыканты, актеры всех уровней таланта, футболисты, а также дамы света и девицы полусвета. Подражая кумирам, украшают себя татуировками и «широкие народные массы». Спрос рождает предложение, и потому редкая «студия красоты» не предлагает сегодня такую услугу. Есть и специализированные тату-салоны, и их все больше. Выпускаются альбомы рисунков для татуировок и фотоальбомы с «живыми» примерами. Проводятся всемирные слеты татуировщиков и их клиентов. Самые татуированные мужчина и женщина давно прописались в Книге Рекордов Гиннесса. Между тем, в этом вихре редко вспоминают о «морском следе» татуажа. А ведь это моряки Джеймса Кука познакомили с ним просвещенную Европу, а сподвижники Ивана Крузенштерна – Россию.

Человек с узорами

Весенним днем 1815 года, в доме пристойных размеров, слывшего украшением переулка Сивцев Вражек, было шумно. Гости съезжались со всей Москвы. Известнейший бретер и путешественник граф Федор Петрович Толстой, прозванный Американцем, давал бал по случаю получения им звания полковника с вручением ордена святого Георгия 4-й степени.

Орден сей был следствием мужества Толстого в день Бородинского сражения, что было особо отмечено командующим русской армией генералом Кутузовым в донесении императору Александру I. Задержка же с вручением ордена объяснялась тем, что слишком свежи в памяти жителей Москвы и Санкт-Петербурга были иные «подвиги» Федора Петровича – его дуэли, шулерство в картах, его разнузданное поведение, наконец. Так, при всяком удобном случае Толстой-Американец самым бесстыдным образом распахивал мундир и задирал, заголяясь, рубаху, чтобы продемонстрировать рисунки на своем теле. И пускался в объяснения, мол, узоры эти он «вывез» с далеких Гавайских островов, кои посетил с другом своим Иваном Крузенштерном во время первого российского кругосветного плавания на шлюпе «Нева». По уверению тамошних дикарей данная «роспись» защищает человека от ранений и дарует победу.

Слушатели любопытствовали, разглядывая сплетение линий, и кивали. Все знали, что второго такого скандалиста, как Толстой-Американец, в родном Отечестве нет. Одиннадцать убитых на дуэлях – это не фунт изюму, а у самого ни царапины. С другой стороны, и соврет — не дорого возьмет. Тот же Крузенштерн Иван Федорович списал Толстого на берег, не выдержав его несносного характера, потому что всех перессорил и со всеми перессорился. Так что товарищем своим Толстого капитан «Надежды» отнюдь не считал.

Впрочем, какими бы ни были отношения Крузенштерна и его подчиненного, а рисунки на теле Американца действительно были. И в тот день весны 1815 года, позже, в курительной комнате, граф их с удовольствием продемонстрировал собравшимся. А еще добавил, что несколько учащихся Морского кадетского корпуса в Санкт-Петербурге, который он в свое время имел счастье окончить, решили изобразить на своих плечах и руках нечто подобное. Для этого они воспользовались гравюрами господ Тилезиуса и Лангсдорфа из «Атласа к путешествию вокруг света капитана Крузенштерна». Дело, однако же, завершилось лазаретом, ибо дикарским умением наносить tatau кадеты по понятным причинам не обладали.

В этом следовало усомниться, уж больно история про кадетов смахивала пополам на бахвальство и вранье, но никто возразить не посмел. Ведь запросто можно было получить вызов и пополнить личный мартиролог Федора Петровича собственной фамилией. Так что пусть заливает Американец!

Резьба по коже

Следует согласиться с тем, что татуировки были частью знаний, которые доставил соотечественникам капитан Джеймс Ку после того, как в 1769 году побывал на Таити. Тогда же появилось само понятие tattoo — производное от туземного tatau.

Следует согласиться, но с оговорками. Задолго до этого с помощью татуировок в просвещенной Европе порой метили солдат, чтобы понять, кто именно пал на поле боя, а чаще – каторжников. (В менее просвещенной России с «татями и смертоубивцами» обращались проще – рвали ноздри, клеймили железом и ссылали на Нерчинские рудники.) Эти татуировки носили исключительно утилитарный характер, в случае же с tatau аборигенов островов Полинезии и Микронезии речь шла об искусстве, настолько они были изящны и замысловаты. Впрочем, и здесь эстетика соседствовала с намерением сообщить о человеке определенные сведения: его происхождение, характер, а применительно к воинам – сколько поверженных врагов на его счету. Ко всему прочему, нательные рисунки были своего рода оберегом от всяческих бед.

Чем чаще отправлялись экспедиции в Южные моря, тем больше моряков возвращались оттуда, покрытые татуировками. Постепенно tattoo стала свидетельством принадлежности к морю и кораблю, к лучшей из возможных профессий – профессии моряка.

Как следствие, «дикарские» орнаменты уступили место иным рисункам, которые легко «читались» посвященными. Этому способствовало то, что в XIX веке для иноземцев один за другим открывались порты Индии, Китая, а потом и Японии, где искусство татуажа достигло наивозможных высот. Мастера-татуировщики готовы были выполнить любой заказ «за ваши деньги», и матросы излагали свои пожелания, сообразуясь со сложившимся к тому времени «языком татуировок».

Читайте также  Артур Рэнсом. Яхтсмен, писатель, шпион

Так, например, очень распространена была татуировка, изображавшая свинью и петуха, причем первую непременно помещали на левую ногу, а петуха – на правую. Случалось, однако, что «канон» нарушался, и свинью с петухом «кололи» на лопатках, иногда даже – рядышком. Вообще, столь странный выбор животных-оберегов имел объяснение: ни свинья, ни петух не являются водоплавающими, однако именно они нередко оказывались единственными «живыми душами», уцелевшими в кораблекрушениии. И ничего мистического: кур-петухов и свиней держали в деревянных клетках, а дерево не тонет, и оказавшись за бортом, клетки выносились течением и волнами на берег. Правда, порой это тату, обещающее спасение в крушении, трактовалось иначе  – донельзя прагматично: свинья и петух – это гарантия того, что на матросском столе всегда будет яичница с беконом.

Той же цели – спасению в беде – служила татуировка «послание в бутылке». Она символизировала надежду человека, оказавшегося на необитаемом острове, на его возвращение в лоно цивилизации.

Часто моряки заказывали «морскую звезду», которая ничем не была похожа на представителя класса беспозвоночных, но очень, как выяснилось в дальнейшем, на символ советских времен. Для моряков же «морская звезда» была символом Полярной звезды, без которой невозможно представить небесную навигацию, а значит, человек никогда не собьется с верного жизненного пути, а корабль – с курса, и оба они, человек и корабль, благополучно вернутся домой.

Изображение каната вокруг запястья считалось отличительной чертой палубного матроса и докера, а на бухту троса на плече моряк получал право только после второго дальнего плавания.

Возможно, в память о голубе, принесшего зеленую ветвь библейскому Ною, моряки с особым почтением относились к пернатым. Так, ласточку изображали потому, что она всегда найдет путь домой, а воробья дозволялось наносить за каждые 5 тысяч пройденных миль. Дозволялось, но не обязывалось, иначе многие старые моряки оказались бы в плену у воробьиной стаи…

Уважали моряки и черепах, панцирь которых украшался изысканным узором. «Черепаха» наносилась теми, кто пересек экватор. (Такая «черепаха» была на плече Джона Кеннеди; он свел ее уже будучи президентом по просьбе супруги. И точно так же по настоянию принцессы Дианы позже поступил ее муж, наследник трона принц Чарльз.) Часто черепаха соседствовала с ликом бога Нептуна, посвятившего на экваторе мореплавателя в истинные моряки. 

Читайте также  Михаэль Шмидт как возмутитель спокойствия

Конечно, не обходилось без якорей, самого универсального символа. (И вот еще один «именной» пример: Уинстон Черчилль имел татуировку в виде якоря.) Порой изображение якоря имело несколько значений – так, якорь между большим и указательным пальцами указывал на должность помощника боцмана, а два скрещенных якоря – на то, что помощник сделал карьеру и сам стал боцманом.

Скрещенные пушки означали, что моряк служил на военно-морском флоте, рыболовные крючки – на флоте, соответственно, рыболовном, а гарпуны — что он китобоец.

Заказывали моряки татуировщикам и «картины». Самым расхожим сюжетом, разумеется, был корабль, идущий с наполненными ветром парусами. И это несмотря на то, что, строго говоря, такой корабль полагался лишь тем, кто обогнул мыс Горн. Плюс к тому покорителям грозного мыса полагалась пятиконечная синяя звездочка на мочке левого уха. Если же мыс Горн покорен пять раз, то такую звездочку можно наносить на правое ухе. Ну, а если десять раз, то две красные метки на лбу. На такого человека взирали с нескрываемым уважением. Те, кто понимал язык морских татуировок, естественно.

Русский опыт

Пример Федора Петровича Толстого-Американца недолго оставался единичным, хотя увлечение татуировками среди русских моряков нарастало намного медленнее, чем среди их собратьев из других стран. Виной тому осуждение любых нательных украшений православной церковью, которая рассматривала татуировки как отзвуки языческих обрядов. Однако русская смекалка подсказала выход из положения: на спинах моряков появились кресты, и часто – с распятым Христом. Толкование татуировки было таким: сие есть надежда, что тело моряка в случае его гибели не сгинет в морской пучине, а будет погребено по христианскому обычаю. Против этого священнослужителям возразить было нечего.

О том, что было скрыто за напускным благочестием, моряки предпочитали помалкивать. Распятия на спины наносили еще и в наивной вере избежать порки линьками за какой-либо проступок (как много позже кололи «на груди профиль Сталина», чтобы избежать расстрела), а некоторые матросики наносили кресты на даже подошвы из страха быть съеденным акулой.

Церковь отступила, брешь была пробита, преграда зашаталась и вскоре пала окончательно.

Ревнитель флотских традиций, участник Цусимского сражения, вице-адмирал Николай Николаевич Коломейцев вспоминал, что обычай татуировки был распространен не только среди матросов, но и среди офицеров как знак того, что они побывали в дальних плаваниях.

Этим они хотели подчеркнуть свою исключительность – непохожесть на тех, с позволения сказать, моряков, которые предпочитали берег морю, а каботажные плавания дальним походам.

По примеру иностранных моряков, русские офицеры привозили из заморья татуировки, которые указывали на края, в которых они побывали. Из Японии —   гейшу или змею, ловящую бабочку, на левой руке между локтем и кистью, из Китая — дракона либо морского змея. Иметь на теле «документальное» подтверждение  пребывания в дальних странах было так соблазнительно, что не устояли даже особы царской фаилии: великий князь Алексей Александрович, ставший в 1880 г. во главе Российского флота, во время пребывания на Востоке обзавелся весьма двусмысленной татуировкой. Также, только без всяких фривольностей, поступил будущий император Николай II. (Чтобы завершить «венценосную» тему, отметим, что татуировки имели английские короли Эдуард VII и Георг V.)

Однако, как известно, угол падения равен углу отражения, и униженные пренебрежением «береговые моряки» нашли достойный ответ. Их стараниями появился чисто русский стиль, вершиной которого стала комбинация из перекрещенных Андреевского флага и гюйса, спасательного круга, весел и якоря с надписью: «Боже, Царя храни». 

И все же, как ни прискорбно это констатировать, ни тогда, ни потом, в годы СССР (хотя товарищ Сталин татуировку имел!), мастерство татуировки никогда не поднималось у нас до истинных высот. Все было просто, даже примитивно. Наколки делали не художники-мастера, а свои же товарищи по экипажу, и сюжеты были банальны до оскомины: подводные лодки и крейсера, русалки, штурвалы, флаги, названия флотов и аббревиатуры подразделений.

Читайте также  Джерри Спис: все меньше, все дальше

В общем, если по мощи ядерного контрудара с американцами мы могли тягаться, то по части татуировок – никак.

Sailor loves tattoos

Никакие другие моряки не могли сравниться с американцами в увлечении татуировками. Это была подлинная и возвышенная страсть! Причем от простеньких изображений американцы быстро перешли к настоящим «художественным полотнам».

Очень популярной была «могила моряка», на которой над тонущим кораблем возвышался якорь, что символизировало все ту же надежду на спасение.

Спорила в популярности с ней «скала времен», цитирующая слова гимна Rock of Ages, написанного еще в 1776 году. В этой композиции потерпевшая кораблекрушение женщина прильнула к кресту, воздвигнутому на скале в окружении бурных волн. Христианские мотивы тут более чем очевидны.

Только ошибутся те, кто подумает, что американские моряки были сплошь богобоязненны, и оттого выбирали соответствующие татуировки. Ничего подобного!

Любимыми их татуировками были ура-патриотические (звездное знамя, дядюшка Сэм в цилиндре, статуя Свободы, бравый комикс-морячок Папай) и женские, с одной стороны обещающие успех на любовном поприще, а с другой — безопасность со стороны венерических заболеваний. Изображения русалок, наяд и обнаженных женщин поведения от легкого до наилегчайшего в какой-то момент стало буквально тотальным, что вызвало возмущение оскорбленной общественности. Надо было что-то предпринять, хотя бы в части экипажей военных кораблей, и решение было найдено: при приеме в ВМС морякам предписывалось в обязательном порядке «одеть» своих татуированных дам посредством добавочной татуировки.

На рубеже XIX и XX веков свыше 90% американских моряков имели татуировки, и вплоть до середины 40-х годов этот показатель оставался неизменным. К тому же, в годы Второй мировой войны в мире tattoo появились личности, которые количество татуировок обогатили качеством. И главная в том заслуга — Нормана Коллинза по прозвищу Моряк Джерри. Мало того, что он изобрел безвредные разноцветные пигменты для татуировок и аппарат, позволяющий вводить пигмент в кожу с наименьшим травматизмом, он создал и собственный стиль tattoo. Это были небольшие рисунки с крупными контурами и скромной цветовой палитрой, которые набивались за очень небольшое время. Через руки Коллинза прошли тысячи американских моряков, покинувших тату-салон Моряка Джерри в Гонолулу с пронзенными сердцами (вечная любовь), ангелами (сила веры), драконами (воевал на Соломоновых островах), пальмами (служил на Средиземном море), крылатыми кинжалами (верность до гроба ) и, понятное дело, девицами с фигурой Риты Хейворт (тайная мечта).

Но порой весь этот китч отодвигался в сторону из соображений идейных. Так поступил канонир американского линкора Iowa Чарльз Хэнсон. Прежде он служил на крейсере Vincennes, который погиб у берегов острова Саво. Хэнсон спасся и в память о погибших товарищах сделал на плечах и руках мемориальные татуировки, повествующие о гибели гордого корабля и его экипажа.

Именно такие – нетипичные, много говорящие о человеке татуировки – иногда становились последним трагическим посланием семьям погибших моряков. Их друзья аккуратно срезали кусок кожи погибшего товарища, высушивали и посылали на родину, чтобы хранили и помнили!

…Со времен войны прошло уже много десятилетий, а мода на tattoo и не думает стихать, только теперь она – мирная. И за это тоже спасибо морякам!

PS Татуировки бывают разные, но мы сознательно обошли вниманием те из них, что так или иначе имеют отношение к криминалу. Якудза, итальянская мафия, российские уголовники… Там своя история, свой язык, свои знаки и символы. Но все это тема для другой статьи, и для другого журнала.

Опубликовано в Yacht Russia №63 (5 — 2014)

Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru